— Амалия Константиновна! — Митенька был уже возле потерявшей сознание женщины. — Боже мой! Венедикт Людовикович, сделайте что-нибудь! Мне кажется… мне кажется, она не дышит!
Но прежде чем доктор успел подойти к Амалии, возле нее оказался Александр Корф. Он оттолкнул Митеньку так, что тот не устоял на ногах и отлетел к стене.
— Амалия! — Барон встряхнул молодую женщину. — Что же это такое… Амалия, пожалуйста, не надо пугать нас! Амалия… — Его губы кривились, лицо утратило былую непроницаемость. Он и сам не понимал, что говорил. Безжизненное тело баронессы обмякло на его руках. — Доктора! — закричал Александр так, что Глаша шарахнулась, а в рамах задрожали стекла. — Доктора, скорее! Мне кажется…
Евдокия Сергеевна стояла, дрожа всем телом.
— Чашка, — прошептала она.
— Что? — барон Корф поднял голову.
Не смея глядеть ему в лицо, Евдокия Сергеевна вытянула палец, указывая на чашку на столике, из которой пила Амалия.
— Чашка… Она пила кофе.
— Неужели опять начинается? — пролепетала Варенька, теряя голову. — Невозможно, невероятно! Да что ж такое…
Александр перенес Амалию на диван, доктор щупал ее пульс и никак не мог найти. У него в голове не укладывалось: вот только что она говорила с ними — и вдруг…
— Амалия, пожалуйста! — Александр уже совершенно не владел собой. — Не смей умирать! Я люблю тебя, слышишь? Я… — он хотел продолжить и не мог. По его щекам текли слезы. — Я люблю тебя! Только не умирай, только не умирай!
Митенька поглядел на лицо молодой женщины, казавшееся ему смертельно бледным, покосился на невозмутимого Билли, который стоял у окна, скрестив руки на груди, и сурово кашлянул.
— Между прочим, — пробормотал юноша, — это он принес чашку.
— Что? — вырвалось у Александра.
— Кофе принес вот он, — объявил Митенька, указывая на американского кузена. — Больше никто к ней не прикасался.
Евдокия Сергеевна ахнула и растопырила руки, словно хотела защитить мужа от убийцы, который стоял слишком близко от них. Анна Владимировна застыла на месте.
— Вот так номер! — вырвалось у композитора. Он не верил своим глазам.
И тут тишину прорезал заливистый женский смех. Услышав его, Варенька вздрогнула, и краска начала медленно подниматься по ее щекам.
— Но как же…
Она не смогла закончить фразу, потому что Амалия, неожиданно воскресшая из мертвых, спокойно высвободила руку, которую держал доктор, и села на диване, с вызовом глядя на присутствующих.
— Сударыня, вы, — забормотал Павел Петрович. — Простите, что такое только что случилось?
— Фарс, — ответила Амалия, весело блестя глазами. — Комедия. Или, если угодно, трагедия. — Она мельком поглядела на бывшего мужа и крепко сжала его руку. — Простите, Александр. Я никогда не думала, что вы будете так переживать из-за меня.
Он хотел потребовать объяснений, возмутиться, но Амалия стиснула его руку еще крепче, переплетя свои пальцы с его пальцами, и он замер. Слезы еще катились по его щекам.
— Амалия, я… — барон не смог продолжать и уткнулся лицом в ее платье.
— Ну, будет, будет, — мягко сказала она, погладив его по голове. — Все хорошо, со мной ничего не случилось. Слава богу, у меня большой опыт общения с отравителями, — с вызовом добавила баронесса. — И я не собиралась ничего пить или есть в сем богоугодном доме!
— Так вы… — прошептал Никита. Он начал понимать.
— О да, я разыграла маленький спектакль, чтобы вывести отравителя на чистую воду, — отозвалась Амалия. Глаза ее блестели, на губах блуждала победная улыбка. — И, должна признаться, мне это удалось. Просто мне хотелось взглянуть на выражение лица одного человека… и я увидела именно то, что ожидала увидеть. Итак, Билли?
Молодой человек у окна шевельнулся и застенчиво потер нос.
— Сахар, — объявил он по-английски.
— Что?
— Она положила вам сахар в чашку, — терпеливо пояснил Билли. — Вот и все.
Амалия рассмеялась. И, услышав ее смех, Митенька вздрогнул: такое в нем было дикое, необузданное торжество.
— Ну конечно же! — воскликнула Амалия. — Сахар! Белый порошок, который так похож на мышьяк, что при желании легко можно заменить один другим! Вот почему никто не вспомнил, кто трогал чашку Беренделли после того, как она, — Амалия кивнула на Вареньку, — принесла ее. Никто не обратил внимания, и даже я, что в кофе добавили сахар. Вот это так естественно, так вежливо со стороны гостеприимной хозяйки! И до чего же гениально — у всех на глазах, совершенно спокойно отравить человека, который посмел тебя разгадать! Не так ли, Анна Владимировна?
Тут, признаться, Евдокия Сергеевна едва ли не впервые в жизни утратила дар речи. Впрочем, остальные присутствующие были изумлены не меньше, чем она.
— Право же, госпожа баронесса, — с подобием улыбки промолвила хозяйка дома, — мне кажется, вы… с вами что-то не так. Может быть, вы нездоровы?
Без сомнения, она хотела добавить еще что-то обидное своим покорным тоном прилежной школьницы, но Билли Пуля не дал ей возможности. Подскочив к хозяйке, он схватил ее за руку, спрятанную за спиной, и довольно-таки невежливо заставил разжать пальцы.
— Как вы смеете! — возмутился Митенька. Но Билли уже продемонстрировал гостям небольшое саше, [36] которое он отнял у хозяйки.
— Отпустите меня! — завизжала Анна Владимировна. — Да кто дал вам право… в моем доме…
Она осеклась, увидев в дверях сосредоточенное лицо следователя Марсильяка. В то же мгновение Павел Петрович взялся за грудь, тихо охнул и повалился в кресло.
— Да что же такое? — пролепетал потерявший всякое соображение Иван Андреевич, переводя взгляд с одного гостя на другого.
— Поздравляю вас, сударыня, — торжественно произнес Марсильяк. — Вам удалось взять с поличным весьма опасную особу.
— Нет, нет, нет! — застонал Митенька. — Неправда! Мама, скажите же ему!
Билли отпустил хозяйку дома и отдал вещественное доказательство подошедшему следователю. Тот развернул саше и осмотрел его содержимое.
— Венедикт Людовикович! Я не ошибаюсь, здесь мышьяк?
Доктор осмотрел порошок и хмуро подтвердил. Во взгляде, который он бросил на хозяйку дома, не было ничего, кроме презрения. Она стояла, стиснув руки, и жалобно смотрела на следователя. О, как хорошо был знаком Марсильяку этот смиренный, недоумевающий взгляд преступника, которого поймали, хотя сам он считал себя совершенно неуязвимым!
— Доктор, — вмешалась Амалия, — мне кажется, кое-кому нужна ваша помощь.
Митенька метнулся к отцу. Де Молине тоже поспешил к Павлу Петровичу, который стонал и бессвязно жаловался на боль в груди. Доктор велел приоткрыть окно, дал несчастному какое-то снадобье и стал вполголоса успокаивать его.