– Кузен, – сказала Амалия, стыдливо потупясь, – вы мне льстите. Но я стараюсь.
Рудольф фыркнул.
– Надеюсь, вам уже лучше? – осведомилась Амалия.
– Черта с два! – отозвался Рудольф горько. – Если бы не сознание того, что я должен обезопасить общество от ваших выходок, кузина, я бы не поднялся с места. Но долг прежде всего.
В дверь вбежал Гюстав, который вместе с братом и управляющим помогал переносить мать. Он бросился к адвокату и о чем-то с жаром заговорил с ним, после чего мужчины вышли. Зеленоглазая Ортанс подошла к Амалии.
– Мы уже встречались, не правда ли? А это – ваш муж?
– Слава богу, нет, – ответил Рудольф за Амалию. – Я всего лишь родственник мадам.
Амалия прыснула. Рудольф вел себя совершенно неприлично, однако это ее нисколько не скандализовало, напротив: она забавлялась от души. У него было тяжеловатое чувство юмора, и выражался он порой чересчур прямо и резко, но бог весть почему именно эти черты были ей симпатичны. Ортанс посмотрела на нее с удивлением. Затем решила, что на самом деле Рудольф – не родственник, а любовник Амалии, и успокоилась совершенно.
– Меня зовут Ортанс Эрмелин, – сказала она, глядя в лицо немца своими завораживающими зеленоватыми глазами.
– Граф Рудольф фон Лихтенштейн, – представился тот и галантно поцеловал ей руку.
– О! Как интересно! – заметила Ортанс, чье мнение об Амалии разом улучшилось, едва она узнала, что любовник блондинки в сиреневом – настоящий граф. – Я не видела вас за обедом. Где вы прятались?
– Я не переношу качки, – кратко ответил граф, исподтишка корча рожи Амалии, которую так и распирало от смеха.
– О, это ужасно! – посочувствовала Ортанс. – Вам очень не повезло. Обед был замечательный, обстановка просто поразительная! Цветы в вазах, старинные канделябры…
При слове «канделябры» Рудольф посерел лицом и отшатнулся.
– Кузен Руди, – объяснила Амалия с серьезным видом, – не поклонник старины.
– Вот именно, фея летающего канделябра, – проворчал Рудольф по-немецки. – Теперь я до конца дней своих буду шарахаться от каждого подсвечника!
– Ну, кузен, вы не должны на меня сердиться. A la guerre comme а la guerre! [14]
– Так уж и быть, – философски согласился Рудольф. – Кстати, я тут подумал: если вы по-прежнему хотите иметь статью о нашей прабабушке, я могу это устроить.
– С вашим автографом, – уточнила Амалия.
– Непременно.
Оба расхохотались. Ортанс, изумленная в высшей степени, смотрела на них.
– Когда я выйду в отставку, займусь историческими изысканиями. А вы?
– Не знаю, – сказала Амалия, подумав. – Я, в общем-то, о многом не мечтаю. Надеюсь, у меня будут дети, дом и любящий муж. И что ни я, ни мои близкие не будут влачить жалкое существование.
Было видно, что у Ортанс уже голова идет кругом. Она решительно ничего не понимала.
– А вы, мадам? – спросил ее Рудольф. – О чем вы мечтаете?
Смерив его холодным взглядом, та отвернулась, словно он спросил нечто в высшей степени неприличное. Вошел Кристиан и, заметив жену, прямиком направился к ней.
– Ортанс… – робко начал он.
– В чем дело? – высокомерно спросила молодая женщина.
– Мама… она… – Он судорожно сжимал и разжимал руки. – Там у нее врач, этот испанец, Ортега… И Эжени с Надин… они ему помогают… но…
– Кристиан, – сказала Ортанс раздраженно, – она просто поперхнулась. С кем не бывает!
– Нет, – забормотал Кристиан, теряя голову, – ты не понимаешь… Маме очень плохо…
– И слава богу, – безжалостно ответила Ортанс. – Может быть, тогда нам наконец станет хорошо.
– Ортанс! – жалобно вскрикнул ее муж.
– А что «Ортанс»? – пожала плечами его жена. – Она никому из нас не дает даже вздохнуть свободно. Адвокат при ней ходит на цыпочках, Проспер… ну, про Проспера вообще нечего говорить. Он единственный сумел с ней поладить, занял достойное место в ее сердце. – Ортанс зло усмехнулась. – Только ему и Луизе удается с ней ужиться, но малышка Луиза… – Она умолкла и с иронией покосилась на девушку, которая стояла возле них.
– Ну что? – с вызовом спросила Луиза, вскидывая голову. – Договаривай, дорогая.
И этот твердый тон, похоже, оказал на Ортанс такое же действие, как несколько минут назад на Армантеля. Во всяком случае, жена Кристиана отступила.
– В конце концов, что тут происходит? – сухо спросила она. – Мадам же не умерла?
– Нет, – простонал Кристиан, ломая руки. – Она не умерла, но она умирает. Доктор… доктор сказал, что у нее лопнул сосуд в горле. – Он упал в кресло и разрыдался, уже не сдерживаясь. Плечи его дрожали.
Ортанс застыла на месте. Рудольф и Амалия ошеломленно переглянулись.
– Я же говорила: неприятности! – с победным видом заявила миссис Рейнольдс и тряхнула головой.
Маркиза Мерримейд с суеверным ужасом уставилась на нее.
Хлопнула дверь, и в салон вбежала Эжени Армантель. Это уже не была женщина средних лет, играющая маленькую девочку. Ее лицо было искажено неподдельным отчаянием, на розовом платье темнели какие-то бурые разводы, и, присмотревшись, Амалия поняла, что это кровь.
– Кристиан! Кристиан! – закричала Эжени. – О боже, как вы могли оставить меня? Она умирает, Кристиан! Ортега сказал, надо срочно звать священника, а я не знаю, где его искать. О боже мой!
– Но в первом классе нет священника, – подал голос сыщик из страховой компании, Деламар.
Амалия стряхнула с себя оцепенение.
– Да, но на корабле едут не только пассажиры первого класса… Надо справиться у помощника капитана.
Марешаль прибыл через минуту. Он уже знал, что за обедом стряслось нечто экстраординарное, и, подумав, сказал, что сумеет привести священника.
– На борту «Мечты» находится один уважаемый миссионер, отец Рене. Я уверен, он не откажется нам помочь.
Когда он ушел, Ортанс обернулась к сестре мужа.
– Эжени, так это правда? – На ее лице читалась тревога. – Она умирает?
– Тебе-то что? – сквозь слезы выкрикнула Эжени. – Тебя там не было, когда у нее кровь хлестала фонтаном изо рта! О господи, за что же мне такая напасть?
– Успокойся, дорогая, – поспешно вмешался Феликс. – Прошу тебя.
Луиза Сампьер подошла и взяла ее за руку.
– Мы должны идти к тете, – сказала она. – Нельзя оставлять ее.
Эжени вырвала руку и отшатнулась. Ее щеки были мокрыми от слез.
– Что, надеешься на наследство, кузина? А? – зло бросила она.