– Сейчас? – усмехнулась Амалия. – Вряд ли они станут сейчас мне помогать. Нет, я собираюсь все сделать сама.
– Каким же образом?
– Навещу друзей Петрова, узнаю, что студент делал в последние дни. Выслушаю сотню подозрений, тысячу сплетен и десять тысяч глупостей, но хоть что-нибудь среди них укажет мне правильный путь. Кроме того, придется еще раз навестить мать Петрова, попытаться разговорить ее. Вот это будет очень непросто, потому что сегодня я не сдержалась. Но меня так разозлил ее поступок… то, что она уничтожила письмо…
Александр поймал себя на мысли, что говорить «разозлил» – не самый лучший тон, потому что приличные люди не злятся или, во всяком случае, если и злятся, то не показывают этого. Бетти бы, наверное, сказала «фраппировал», «изумил» или что-нибудь подобное. Впрочем, Бетти бы никогда не поехала на рабочую окраину, чтобы выяснить подробности, касающиеся пропавшего жениха ее горничной.
– О чем вы думаете? – спросила Амалия.
Барон так растерялся, что почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.
Нет, это просто поразительно! Неужели она не понимает, что нельзя задавать подобных вопросов? Вообще нельзя!
– Я думал о своей невесте, – неловко проговорил Александр, дабы не прослыть невежей.
– Ах… – со значением протянула Амалия. – Так ее и вижу: она родовита, из богатой семьи и, конечно же, красавица.
– Вы с ней знакомы? – удивился офицер.
– Ну, конечно же, нет!
И девушка засмеялась. Самолюбивому барону вновь показалось, что она смеется над ним, и невольно Александр обиделся.
– Вряд ли вы достойны чего-то другого, – добавила Амалия, перестав смеяться.
Положительно, она выбивала его из колеи. Причем, начал он подозревать, нарочно, потому что ей явно нравится его дразнить.
– Я ее недостоин, – проворчал он. – К тому же сегодня я имел несчастье огорчить ее.
– О! Вы поссорились?
Александр вспыхнул. Амалия наклонилась к нему.
– Ну так я научу вас, как быстрее всего помириться. У вашей невесты есть лучшая подруга?
– Есть, – нехотя признался Корф. – И что?
– При следующей встрече, – объявила Амалия, – общайтесь только с подругой. И будьте с ней полюбезнее, а на невесту не смотрите. Ручаюсь, она очень быстро вас простит.
– Не вижу связи, – тоном ледяного сфинкса промолвил Александр. – Почему девушка должна простить меня, если я буду любезен с ее подругой?
– Она простит вас, если вы будете любезнее с ее подругой, чем с ней, – уточнила Амалия. – Правда, тут важно не перестараться, потому что иначе она может всерьез с вами поссориться. Просто женщины очень, очень загадочные существа.
И спутница барона вновь беззастенчиво рассмеялась.
– И к тому же хитрые, – не удержался Александр, косясь на нее.
– Нет, нет, об этой маленькой хитрости мне рассказал мой брат, – пояснила Амалия. Облачко набежало на ее лицо. – Впрочем, довольно давно.
Ну конечно, подумал Александр, она оттого и выглядит умнее своих лет, потому что ей довелось уже видеть смерть. Столкнувшись с ней, человек по-иному начинает смотреть на многие вещи. И сам он разве не переменился после того, что случилось с ним вчера?
Амалия вышла возле своего дома, а кучер повез Александра дальше, на Офицерскую. И хотя при расставании молодой человек не дал никаких обещаний и вовсе не обязался помогать Амалии дальше в ее расследовании, у него было такое чувство, словно он бросает ее на произвол судьбы.
Девушка взбежала по лестнице. Звонок, из раскрытой двери наплывает волна тепла… А у Аделаиды Станиславовны, стоящей на пороге, вид озадаченный и радостный одновременно.
– Амалия… там письмо… для Даши. Угадай, от кого оно?
– Россия – держава, не похожая ни на какую иную страну мира. У России свой, особый путь, и этого нельзя отрицать.
– Нет, милостивый государь, Россия – это Европа! Или, по крайней мере, должна быть Европой. Всякий иной путь для нее губителен.
– «Является» и «должна быть» – разные вещи, милостивый государь!
– Господа, господа, о чем вы спорите? Посмотрите на карту, и вам сразу же все станет ясно. Больше половины территории страны приходится на Азию! Вот данный факт точно нельзя отрицать.
– Сударь, если вы собираетесь повторять европейские байки вековой давности, что в России одни дикари и по улицам ходят медведи, то можете не утруждать себя. Сегодня, слава богу, всякий может к нам приехать и убедиться, что мы – вполне цивилизованная страна.
– Да уж, цивилизованная… Особенно после того, что случилось…
– Не надо торопиться с выводами, сударь. Полагаю, все присутствующие считают Францию, к примеру, цивилизованной страной? А ведь Орсини тоже пытался взорвать Наполеона III. Я уж не говорю об их бесконечных революциях и этой… Парижской коммуне, которая у них случилась совсем недавно.
– Нет уж, господа! Лучше жить по-нашему, без всяких, прости господи, революций и прочих пертурбаций.
– Кто бы спорил, дорогой князь! А вы что скажете, Андрей Петрович?
Граф Строганов, который слушал присутствующих, положив руки на набалдашник своей трости, улыбнулся.
– Боюсь, мое мнение вряд ли может быть вам интересно, – сказал он. Однако глаза его блеснули как-то особенно колюче, и князь Гагарин на всякий случай поудобнее устроился в кресле, предвкушая, как его старый знакомый сейчас «отделает» всех этих доморощенных философов.
Поднялся хор нестройных возгласов:
– Андрей Петрович! Господин граф! Право же, нехорошо скрывать свое мнение, когда все уже высказали собственную точку зрения!
– В самом деле, – томно протянула хозяйка, княгиня Гагарина, и, раскрыв веер, стала им обмахиваться.
– Ну что ж, господа, – с притворным смирением начал граф Строганов, – я люблю факты, поэтому, с вашего позволения, начну с них. Итак, что мы имеем? – Он задумчиво прищурился. – Империя Российская располагается на колоссальной, без преувеличения, территории. Спросим себя: является ли эта территория сильной стороной нашей страны? Увы, нет. На севере страшные морозы, на юге пустыни, в обеих столицах снег лежит едва ли не по полгода. Сурова к нам природа, чего уж скрывать! Идем далее: как обстоит дело с нациями, населяющими эти странные, ни на что не похожие территории? И тут мы можем насчитать более ста пятидесяти наций с разными языками, разными религиями и разными обычаями – наций, которые зачастую с трудом уживаются между собою. Как поляки, к примеру, и русские. Но оставим в стороне вечные споры славян и взглянем на историю. Неандертальцев и прочих кроманьонцев я, с вашего позволения, оставлю без внимания, потому что нас интересует то, что ближе. И что же мы имеем? Из девятнадцати веков после Рождества Христова почти десять мы жили без христианства, два века с лишним были колонией татар, если называть вещи своими именами, а в оставшееся время по большей части либо цапались между собой, либо притязали на то, что мы держава всем на зависть, вот только никто почему-то признавать этого не хотел. Я уж не говорю о том, что до недавнего времени Россия являлась страной рабов и рабовладельцев, где владеть другим человеком считалось в порядке вещей. Правда, рабство из деликатности именовалось крепостничеством, но сути дела сие не меняло.