– Тоже задушена? – тихо спросил он, глядя, как горничные приводят в чувство его жену.

Я кивнул.

– Н-да-с, – изрек Веневитинов и более ничего не сказал.

Он отошел к жене и, так как она пришла в себя, стал успокаивать ее. Ряжский смотрел на меня, качая головой.

– О, Аполлинарий Евграфович, Аполлинарий Евграфович... Умеете же вы быть в центре внимания, – добавил он так, чтобы никто, кроме нас, слов не расслышал.

Вот тут, по правде говоря, я подумал, что, если бы несколькими часами ранее баронесса наговорила ему вдвое больше колкостей, он все равно заслужил худшего. Передав собаку дворецкому, который почтительно принял хрупкое тельце, я подошел к Анне Львовне.

– Скажите, сударыня... Ваши мальчики сегодня все время были дома?

– Вы что, думаете... – начала Анна Львовна, но тут же обмякла и махнула рукой. – Люсиль! Подойдите сюда.

На ее зов из дома вышла мадемуазель Бланш. Хорошенькая француженка, краснея, подтвердила, что Поль и Николя сегодня никуда не отлучались, а если и играли, то только в саду.

– Вот видите, – сказал Веневитинов, пожимая плечами. – Значит, все-таки... И для чего только его отпустили?

– А может быть, Зацепин, бывший управляющий? – резко спросил я.

Анна Львовна поморщилаеь.

– Зацепин уже два месяца в Москве, – заявил Андрей Петрович. – Сюда он точно не заявится.

– А Антипка Кривой, конокрад? – допытывался я. – Говорят, вы с ним здорово не поладили.

Веневитинов взглянул на меня, и в его глазах замелькали смешинки.

– Верно, – подтвердил он спокойно. – Но ваш Антипка прекрасно понял, что он не жилец, если еще хоть раз сунется сюда.

– Вы плохо его знаете, – сердито сказал я.

– Было бы куда прискорбнее, если бы я знал его хорошо, – парировал Андрей Петрович. – Думаете, его работа?

Я хотел честно ответить, что покамест вообще не знаю, что и думать, но Веневитинов не стал дожидаться моего ответа.

– Вы останетесь на обед, Аполлинарий Егорович?

– Евграфович, – поправил я.

– Простите... Евграфович. Милости просим! И вашу невесту, Аполлинарий Евграфович, тоже приглашаем к столу, – добавил он, скользнув по Изабель равнодушным взглядом.

Я уже устал опровергать, что Изабель не моя невеста. Однако мадемуазель Плесси просияла и на ломаном русском заверила месье Андре, что будет счастлива принять его приглашение.

Мне ничего не оставалось другого, как присоединиться к ее словам.

ГЛАВА XVI

Справедливости ради следует сказать, что обед превзошел все мои ожидания – как в части содержательной, ибо повар-француз оказался настоящим кудесником, так и в части сопроводительной, если разуметь под нею разговоры за столом. Потому что баронесса Корф, на которую, очевидно, таланты повара произвели совершенно неизгладимое впечатление, разговорилась несколько больше обычного и поведала нам о том, кем был бесследно пропавший Иван Сергеевич Петровский.

– Я вижу, господа, что, хотя мое пребывание здесь было предписано держать в секрете, но тем не менее все вы уже осведомлены о том, кем я являюсь. – Кокетливая улыбка. – И я понимаю, что всем вам не терпится узнать, кто же на самом деле был злосчастный Петровский и почему нам так необходимо его отыскать.

Исправник кашлянул.

– Есть мнение, – заметил он, ни к кому конкретно не обращаясь, – что господин Петровский принадлежал к вашему ведомству.

Баронесса Корф усмехнулась.

– С точностью до наоборот, господа, – отозвалась она. – На беду нам, тот, кто известен вам под фамилией Петровский, являлся секретным немецким агентом.

И дальше последовала совершенно умопомрачительная история. Как оказалось, на самом деле Петровского звали Клаус Леманн, и он был заслан в Россию с заданием выкрасть у некоего рассеянного ученого те самые чертежи – восемь листков на голубой бумаге, – пропажа которых столь сильно опечалила генерала Багратионова. Сам Леманн прибыл в нашу страну под видом Фридриха Хенесса, торговца немецкими духами.

– Ну прямо-таки несусветная глупость, его же сразу должны были разоблачить, – заявила Анна Львовна, поводя пухлым плечом. – Никаких немецких духов не бывает, есть лишь духи французские, и только.

– А как же наш Брокар, сударыня? – осведомился брандмейстер.

– Так он и есть француз, да и наш Ралле тоже [40] , – ответил Андрей Львович. – Умоляю вас, сударыня, продолжайте. Ваш рассказ весьма любопытен!

Само собой, истинная личность господина Хенесса была скоро установлена, и его не выпускали из виду ни днем ни ночью. К сожалению, наши люди не обратили должного внимания на даму, с которой Хенесс несколько раз встречался, а зря. Ибо ею была знаменитая Фрида Келлер, авантюристка и вообще женщина бесчестная, ради денег готовая на все. Именно она, втершись в доверие к ученому, и украла в конце концов чертежи.

– Гм, – промычал на это учитель верховой езды Головинский. – Ну, если женщина сумела заинтересовать его, значит, не таким уж ученый был рассеянным...

Амалия улыбнулась и повела свой рассказ дальше. Итак, чертежи украдены, ученый в отчаянии, все Особое отделение поднято на ноги, но и Леманн, и Фрида Келлер уже скрылись в неизвестном направлении. Тем не менее баронессе Корф удалось выяснить, что незадолго до того шпион изготовил себе фальшивый паспорт на имя Ивана Сергеевича Петровского. Пассажир с таким именем сел на поезд Москва—Петербург около десяти дней тому назад. И...

– Десяти дней? – не удержался я. – Не может быть! Он был убит только позавчера!

Баронесса с укоризной поглядела на меня и покачала головой.

– Дайте мне закончить, – сказала она. – Итак, все случилось примерно полторы недели тому назад. Однако до Петербурга Клаус Леманн, он же Иван Петровский, не доехал. Кондуктор вспомнил, что какой-то господин в сопровождении дамы вышел из поезда на промежуточной станции, причем покидали они его в явной спешке. В Вержболове и на других пограничных станциях был усилен контроль, приметы Леманна и его спутницы разосланы в порты и на вокзалы. Тщетно: он исчез.

– А чертежи? – спросил исправник.

– Нам достоверно известно, что чертежи находились у него, – отозвалась баронесса Корф. – Он исчез, и чертежи вместе с ним.

– Значит, он догадался, что не сумеет пересечь границу, и решил переждать, – заметил Ряжский. – Так?

– Возможно и другое объяснение, – проговорила Амалия. – Дело в том, что не только герр Леманн был заинтересован в чертежах. Есть еще некто по фамилии Стоянов. Он болгарин, но работает в интересах австрийского Дома. Так вот, Стоянов, по нашим сведениям, тоже был бы не прочь завладеть чертежами.