– Черт знает что такое! – пропыхтел исправник.
Наконец со всеми формальностями было покончено, тело увезли, баронесса уехала вместе с доктором, а мы с Григорием Никаноровичем зашагали по дороге обратно в усадьбу. Я видел, что исправник не прочь дать волю своему раздражению, но, по правде говоря, мне не было никакого дела до него и до его чувств.
– Все хлопочете? – ледяным тоном спросил он, как только мы остались одни. – На повышение надеетесь?
Я мог бы ответить, что мне хорошо и в N, что было бы явной ложью; мог сказать, что Ряжский при своей обходительной манере получит повышение гораздо скорее меня, хоть бы все заслуги принадлежали мне... но тут мне сделалось скучно. С какой стати я должен лебезить перед ним? Потому избрал третий путь – просто промолчал.
– Нет, ну просто невозможно, голубчик! – застонал Григорий Никанорович. – У людей свадьба, радость, а вы все так и норовите влезть со своими трупами. Нехорошо-с, очень нехорошо!
– Полагаете, нужно было утаить находку от госпожи Корф? – осведомился я. – Вы всерьез верите, что ей бы это понравилось?
Почудилось ли мне или исправник и впрямь при моих последних словах как-то зябко поежился?
– Нет, я вовсе не о том, – уже не столь уверенным тоном продолжал он. – Однако на все существует своя манера... Да и приличия, наконец!
Я пожал плечами:
– Уверяю вас, никто ничего не заметил.
Григорий Никанорович вздохнул и уже без всякой злобы продолжил:
– Готов спорить на что угодно, что все уже обо всем знают. – Он покачал головой. – А Онофриеву я объявлю выговор. То буянит, то напивается, как...
– Да ведь он всегда был такой.
– Ну да, положим, верно, однако при начальственной даме, – Ряжский кашлянул, – следует вести себя пристойнее. Распустил я вас, признаться... и по головке меня за такое попустительство не погладят.
Положительно, в любых обстоятельствах Ряжский не способен думать о ком-либо, кроме себя самого! Я отвернулся.
– Вы, кажется, к Марье Петровне переехали? – спросил исправник через некоторое время.
– Да, – сказал я.
– И много у нее сейчас постояльцев?
– Человек двадцать наберется, наверное, – отозвался я.
– Да уж, нелегко женщине одной управляться с такой гостиницей, – вздохнул Ряжский. – Вы знаете, она даже на свадьбу не смогла приехать. То есть я ей предложил... – он слегка запнулся, – а ей не на кого гостиницу оставлять, оказывается.
– Это верно, – согласился я, решив не обращать внимания на его смущение, – она одна ведет все дела.
– Хорошая женщина. Как ни зайдешь, все хлопочет по хозяйству, – одобрительно сказал исправник. – Кстати... Вы, Аполлинарий Евграфыч, не выпускайте свою мамзель из виду. Видели, как Коростин намедни к ней клеился? Никак в четвертый раз овдоветь хочет, подлец.
Если честно, то я возвращался в усадьбу именно из-за Изабель, но исправнику по понятным причинам говорить ничего не стал. Не то чтобы я был влюблен во взбалмошную француженку, вовсе нет. Просто опасался, что в нашей глуши, не зная местных нравов и будучи, по-видимому, довольно доверчивого характера, она может попасть в какую-нибудь историю.
Уже подходя к усадьбе, я услышал пьяный хохот и громкие голоса. Было похоже на то, что для некоторых свадебное гулянье еще не кончилось. Ряжский отправился засвидетельствовать свое почтение хозяевам и извиниться перед ними за долгое отсутствие, а я двинулся на голоса. И под раскидистым кленом увидел группу в несколько человек, судя по всему, затеявших игру в жмурки. Головинский, несколько незнакомых девиц из числа приглашенных и их кавалеры обступили мадемуазель Плесси, хором убеждая ее принять участие в игре. Изабель отнекивалась, но они не отставали. Головинский, который, по-моему, уже лыка не вязал, сделал попытку силой надеть ей на глаза повязку, но она увернулась. Я встал между ними.
– Анатолий Федорович, мадемуазель Плесси не хочет принимать участия в ваших забавах. Играйте между собой, вам никто не мешает.
Головинский покачнулся и пьяно икнул.
– А т-ты кто такой? – прохрипел он. – Не мешай, каналья!
– Пошел вон, холоп, – угрожающе сказал я. – Понял?
На лисьих мордочках барышень застыло выражение острого любопытства. Честно говоря, и они сами, и их спутники были мне в тот момент омерзительны.
– Да как ты смеешь! – возмутился Головинский. – Я дворянин! Я...
Он сделал попытку броситься на меня, и я с размаху ударил его кулаком. Вообще-то я ненавижу бить людей, но если бы понадобилось, я бы без колебаний ударил его снова, не задумываясь. Какая-то из барышень тонко взвизгнула. Головинский упал, а когда поднялся, из его губы текла кровь.
– Вы за это ответите! – несмело пискнул один из кавалеров. Однако почему-то он попятился, когда я обернулся к нему.
– В любое время в любом месте, – ответил я. – Ну?
Тот ничего не ответил и отвел глаза. Я взял Изабель под руку и увел ее за собой.
– Вы настоящий герой! – восхищенно посмотрела на меня моя спутница.
И я не стал ее разубеждать.
– Я слышала, вы нашли того, кого искали, – заметила она после паузы.
Ряжский был прав: в усадьбе уже обо всем знали. Я коротко рассказал Изабель, как именно нам удалось найти пропавшего пассажира.
– Вы везучий человек, – задумчиво сказала она. – Очень хорошо.
Признаться, я, забыв приличия, вытаращился на нее, ничего не понимая.
– Везучий?
– Ну да. Разве вы не заметили? Вы всегда первым находите то, что ищут другие.
– Однако пока не нашел ничего стоящего, – возразил я.
– Ну, как знать, как знать... – туманно отозвалась она, нежно сжимая мой локоть.
Я счел, что обстановка вполне подходит для решительного объяснения, и высвободил свою руку.
– Послушайте, Изабель...
Однако не успел ничего сказать, потому что к нам подошел растерянный жених, Максим Иванович Аверинцев.
– Извините, сударь... и вы, сударыня... Вы не видели мою жену?
– Жену? А! – Я не сразу сообразил, что он имеет в виду Елену. – Простите, ничем не могу помочь. Я только что вернулся в усадьбу.
Изабель сказала, что видела Елену в саду, но с тех пор прошел, наверное, уже час.
– Она куда-то вышла, – подтвердил Аверинцев, – и все не возвращается. – Он дернул щекой. – В саду ее точно нет, я смотрел.
Он был явно обескуражен. Я выразил надежду, что его жена обязательно найдется, и молодой муж отошел в сторону.
– Странно, – внезапно сказала Изабель. – Я как-то не думала об этом, но месье Максим только что упомянул, и... Я действительно давно ее не видела.