– Все так запутанно, – вздохнул человек. – Кстати, можешь говорить мне «ты».
– Я даже не знаю, кто вы, – возразила Амалия.
– Зато я знаю, кто ты, – отозвался человек. – А Ницца все такая же дыра? Ненавижу этот город.
– Почему? – растерялась Амалия.
– Ничего хорошего он мне не принес, – ответил человек и растаял в воздухе.
Амалия поглядела на мышь и увидела, что на ее месте сидит кот величиной с бегемота. Кот ласково улыбнулся, обхватил Амалию лапами за шею и стал мягко душить. Она заметалась…
– Результат падения со скалы, – раздался голос где-то вверху над ней.
– Поразительно, что баронесса не погибла! – подхватил второй голос, пронзительный и высокий.
– Тише, тише, Филипп, она приходит в себя, – проговорил кто-то, вроде бы Гийоме, но голос был встревоженный, что никак не похоже на доктора.
– Мяу!
Кошка ткнулась носом в шею Амалии и, жарко дыша, легла ей на плечо, которое немедленно заболело.
– Амалия Константиновна!
Она открыла глаза – и почти сразу же встретилась взглядом с Натали, которая стояла, стиснув руки; и лицо у Натали было испуганное и ошеломленное.
– Отойдите, отойдите, дайте ей дышать, – командовал кто-то сбоку глубоким голосом мадам Легран.
И Натали пропала, вместо нее показался поэт, а рядом с поэтом стоял Шарль де Вермон, совершенно целый и невредимый, но белый как полотно.
Тут Амалия так удивилась, что попыталась приподняться, но при столь простом движении у нее заныла вся левая часть тела.
– А, щучья холера! – вырвалось у молодой женщины. Ибо даже баронессам и самым утонченным особам приходится изредка выражать свои чувства посредством не самых утонченных слов. Выражение – скорее смешное, чем ругательное, – Амалия усвоила от своего деда-поляка, о котором ей много рассказывала мать.
– Уберите кошку, ей же больно, – сердито проговорил Гийоме.
– Мне не больно, – упрямо возразила Амалия. Поглядела на свою левую руку и увидела, что та вся забинтована.
– Вы помните, что с вами произошло? – спросил Шатогерен.
Амалия собралась с мыслями.
– Меня столкнули со скалы, – проговорила наконец. – С того же места, где… где упала мадам Карнавале.
– Вы видели того, кто это сделал? – вмешался Гийоме.
Амалия покачала головой:
– Нет. Он подошел сзади, я не успела его разглядеть.
– Значит, придется вызывать полицию, – заметил Севенн.
– Нет, – сказала Амалия, – не надо. Не надо полицию.
– Вы не хотите заявлять о том, что на вас напали? – удивился Гийоме.
– Нет. Не хочу. Санаторию это не нужно, особенно после всего, что здесь произошло.
«И потом, – подумала Амалия с внезапно вспыхнувшей злостью, – я все равно его найду. Сама. Если, конечно, там был именно «он», а не «она». А если второе, найду ее».
– Я не могу пошевелиться, – проговорила баронесса. – Доктор, я хочу знать правду. У меня сломан позвоночник?
Гийоме покачал головой:
– Нет. У вас сломана левая рука и повреждено плечо, но мы наложили швы и бинты. Кроме того, вы ударились о воду, что далеко не так безобидно, как может показаться. Не говоря уже о том, что вода была не слишком теплая, но по последнему поводу я уже дал указания мадам Легран. Она будет следить за вашим состоянием.
– Пока вам надо отдохнуть, – добавил Шатогерен.
Кошка снова попыталась лечь на поврежденное плечо и жалобно мяукнула. Мадам Легран вполголоса стала просить посторонних выйти из комнаты.
– Шарль, останьтесь, – попросила Амалия. Затем обратила взор на поэта: – И вы тоже. Я хотела у вас спросить… Шарль, вы его убили?
– Кого?
– Карела Хофнера.
Офицер с поэтом обменялись растерянными взглядами.
– Госпожа баронесса, – вмешалась мадам Легран, – вам лучше сейчас не говорить много.
– Я не собираюсь говорить, – возразила Амалия. – Я хочу лишь услышать, что произошло на дуэли. Хофнер не пришел? Он отказался от своего намерения? Или… – Она нахмурилась. – А где мой кузен Рудольф?
– Простите, бога ради, – сконфуженно начал Нередин, так как Шарль упорно молчал и не поднимал глаз. – Но… ваш кузен будет позже.
– Что это значит? – сердито спросила Амалия.
И поэт объяснил, что едва они вошли в здание санатория, как прибежала взволнованная Натали. Она собиралась уже выйти из комнаты, чтобы встретить вернувшихся, но случайно бросила взгляд в окно и увидела, как какую-то женщину, кажется, баронессу Корф, столкнули с обрыва. И все поспешили на берег. Шарль был в таком отчаянии, что едва не прыгнул в море, но Шатогерен, который, как всегда, оказался разумнее всех, велел ему не глупить, сбросил сюртук и жилет, спустился вниз по тропинке, подплыл к баронессе и вытащил ее на берег. Рудольф почему-то не спешил ему помочь и вообще вел себя как-то странно, и… В общем, Шарль немного погорячился. Но челюсть у графа фон Лихтенштейна не сломана, только на скуле будет синяк. Совсем-совсем небольшой.
– Вы ударили Рудольфа? – пролепетала Амалия, глядя на офицера во все глаза. – Бедный кузен… Он же не умеет плавать, так что все равно не мог бы ничем помочь!
Шарль изменился в лице, схватил ее за здоровую руку, стал осыпать ее поцелуями и твердить, что он ничего не имеет против немецкого кузена… но его поведение… да любой порядочный человек на месте шевалье заподозрил бы, что с ним нечисто.
– Наверное, у меня нервы были не в порядке после дуэли, – проговорил он извиняющимся тоном. – Всякое мне приходилось видеть, но то, что там случилось…
– А что произошло на дуэли? – быстро спросила Амалия.
Шарль оглянулся на поэта, словно ища у него поддержки.
– Очень странная вещь, – признался Нередин.
– Вы все-таки убили Хофнера? – напрямик спросила Амалия у Шарля. – Или только ранили его?
Рука Шарля, державшая ее руку, была горячая, и Амалия поняла, что она безумно рада – рада тому, что он сидит с ней рядом и заглядывает ей в лицо влюбленным взором, рада, что он жив, еще жив, что она может говорить с ним о пустяках, может улыбаться ему и ловить его улыбку… А все остальное не имело значения. Никакого, никакого значения.
– Нет, – проговорил Шарль, глядя куда-то в сторону, – я его не убил. Он покончил с собой.
Амалия замерла:
– То есть как? Алексей Иванович! Как такое могло случиться?
– Я и сам не понимаю, – признался поэт, разводя руками. – Пистолет шевалье дал осечку. Мы все ждали, что… – Он поморщился. – Карел Хофнер не торопился, стал целиться и… А потом как-то дернул рукой, то ли неловко, то ли, может быть, его ужалила оса… И пистолет выстрелил ему в голову.