Такой традиционный путь ввода технической новинки в обращение означает полный и окончательный крах всей нашей компании. Мы просто не выдержим еще пять-шесть лет скрупулезных испытаний. Надо поскорее объявлять о достигнутых результатах, даже приврать, если надо, но спасать финансирование наших работ.

Я собрал в большом конференц-зале всех сотрудников, включая даже простых техников, набежали пронюхавшие сенсацию репортеры.

– Самая великая мечта нанотехнологов, – объяснял я им на пальцах, – создать саморазмножающиеся наноботы. Те самые, которые делали бы такие же, чтобы потом можно было задавать им различные задания, в первую очередь – чистка организма от болезней, лечение, поддержание наивысшего уровня. Зато удалось создать первого нанобота, что будет успешно удалять раковые клетки, ремонтировать поврежденную ткань. В кровяном потоке он может захватывать больные или ослабленные эритроциты, то есть кровяные тельца, восстанавливать…

Из зала крикнули:

– А не проще их в расход?

Началось веселое оживление, я ответил мирно:

– Можно и так. Дело в том, что уже первый МЭМС может выполнять целый ряд работ. Он в состоянии работать как в автоматическом режиме по заданной программе, так и выполнять указания извне. А программ, кстати, в нем целых шесть!

В зале поднялся мужчина.

– Ньюсист канала «Новости-24». Что может сделать один ваш этот…

– МЭМС, – подсказал я. – Просто МЭМС.

– Спасибо, – сказал он, – что может сделать в теле, если раковая опухоль в миллион раз крупнее? Пока он отгрызет на миллиметр, она вырастет на сантиметр!

– Раковая опухоль так быстро не растет, – заверил я, – но главное в том, что он не один. – Очень сложно было изготовить именно первый МЭМС. Но сейчас наши установки собирают в автоматическом режиме по два МЭМСа в минуту. Это очень мало, но сегодня вводим еще два комплекса по сборке. Мы верили в победу и готовились к массовому производству. Сейчас мы его начинаем!

– Что можете сказать насчет саморазмножающихся наноботов? – спросил репортер.

– Мы над этим работаем, – ответил я.

Он сказал громко:

– Это значит, как мы понимаем, что вы так ничего и не сделали?

– Еще неделю назад, – сказал я, – вы могли заявить то же самое по отношению к МЭМСам.

– Эти штуки мы видим… если это не красивая мультипликация. А наноботы?

– Увидите, – пообещал я. – Конечно, МЭМСы пока что в десятки раз крупнее даже кровяных телец, но в идеале даже МЭМСы станут такими малыми, что смогут безболезненно внедряться в эритроциты и плавать в них, как пушинка в пустой комнате. Это еще до того, как они перейдут в ранг НЭМСов, то есть наноботов.

Новостник от «ДВД-3» спросил ехидно:

– А почему все больше распространяются слухи, что ученые темнят, что могут, но не хотят создавать саморазмножающихся наноботов? С этими штуками вы сразу потеряете монополию, все перейдет к промышленникам, а так все в руках. И будете делать специализированных наноботов для лечения каждой отдельной болезни, и будет это проводиться в специальных клиниках, хотя такое можно и дома…

Я развел руками.

– Ну знаете… Хотя я понимаю, откуда дует ветер, но это уж слишком.

– Это возможно?

– Нет, – отрезал я.

– Почему? – спросил он настойчиво. – Ученые лишены человеческих слабостей?

– Смотря что называть человеческими, – возразил я. – Не будем углубляться, а то залезем в очень уж глухие дебри, скажу только, что среди ученых в самом деле практически полностью отсутствует большинство тех слабостей, которыми гордятся «простые». А конкретно, так у нас и после того, как закончим с наноботами и поставим их на поток, найдется работа. Еще более интересная!

Вообще-то человеческий род вылеплен голодом и борьбой за выживание. Даже тогда, когда уже не питекантроп, а эллин, римлянин, гунн, гренадер или коммунист победившего социализма – все боролись за выживание. Это формировало характер. Но вот сейчас на мир обрушилось материальное изобилие, в дом каждого вошли ну просто идеальные технологии. О чистоте экологии можно и не вякать, чище не бывает. Безопасность абсолютная, плюс ко всему возможность заниматься только тем, что хочется. И столько, сколько изволится самому, а не начальнику.

Словом. Борьбы никакой, а изобилия во всем – хоть захлебнись.

И, как мне показалось, захлебнулись. С одной стороны, вроде бы нельзя не дать «простым» то, что мы открыли, с другой стороны – не станем же постоянно вытирать им носы и объяснять, как жить? Взрослые люди, сами отвечают за свои поступки. Я на всю жизнь запомнил тех двух «простых» на тротуаре, которых и мы с Каролиной обошли, зажимая носы.

2094 год

В Центре нанотехнологий приступили, как они тут же громогласно заявили во всех средствах связи, к конструированию нанобота на основе вируса. Кондрашов пришел с вытянувшейся мордой, ибо вирусы – это и так уже почти готовые наноботы, нас обгоняют просто стремительно. Похоже, у нас утечка информации: как только мы приступили к такой же работе, но не раззвонили о ней, как тут же эти гады уже сообщают, что, видите ли, давно и упорно работают над этой проблемой.

– Брешут, – сказал Кондрашов со злостью.

– Брешут, – согласился и Пескарькин. – Они всегда пиарят каждый шажок. Работы мало, а визгу на весь мир!

Кондрашов упавшим голосом напомнил, что хотя вирус и есть готовый нанобот, которого надо всего лишь научить функционировать вне клетки, но в этом как раз и основная проблема. Размер вируса идеален для нанобота: несколько десятков нанометров, его даже в микроскоп не видно, так как короче световой волны, однако вне клетки он существует только в виде мертвого кристалла. Скажем мягче: в неактивной кристаллической форме. В этой неактивной форме он может существовать хоть миллиарды лет, для него нет времени, но при контакте с клеткой он как-то проникает в нее, причем – никто не знает, как проникает, оболочка остается вне клетки, а впрыскивается только РНК, которая почему-то и как-то добирается до рибосомы и перепрограммирует ее на воспроизводство вирусов.

Он вдруг сконфузился, уловив по лицам, что многие уже потеряли нить его рассуждений, взглянул на меня умоляюще. Я сказал нетерпеливо:

– Словом, этих «почему-то» и «как-то» настолько много, что хотя в Центре и сократили себе дорогу сразу вполовину, однако же никто не знает, гладкий ли последний участок к финишной прямой или придется бежать по канавам.

Пескарькин сказал задумчиво:

– У вирусов есть один важный момент…

– Какой?

– У живых существ… любых!.. нет механизма репликации в виде РНК. Только в ДНК. Так что вирус очень удобен для переделывания в нужного нам бота.