Бланшар вздохнул.
– Очаровательная девушка, твоя внучка, – заявил он. – Правда, немного похожа на…
– На кого?
– На Селестину Ожье, помнишь, ту девицу, которая отравила любовника и лучшую подругу, с которой он ей изменял. Та тоже была такая милая, отзывчивая и постоянно краснела. Помню еще, как она поведала мне, все так же мило краснея, как искала для своих жертв быстродействующий яд, «чтобы они не слишком мучились, а то это как-то не по-людски».
– Да, моей внучке пальца в рот не клади, – сказала Кларисса с расстановкой и задумалась. – Если бы не ее слова о дружбе с ежом и пони, я бы сказала, что она мастер по части использования людей. Есть, знаешь ли, такая неприятная порода женщин – все из себя воздушные да робкие и всех незаметно подталкивают действовать в своих интересах, а когда их поймаешь, делают большие глаза и клянутся, что остальные исключительно по собственному почину готовы ради них расшибиться в лепешку. Заметил, кого Мэй ко мне привела? Не кого-нибудь, а саму баронессу Корф, которая не к каждому герцогу ходит в гости.
– Уверяю тебя, разборчивость этой дамы сильно преувеличена, – отозвался адвокат. – Несколько лет назад она жила здесь с обыкновенным офицером, больным чахоткой, по имени Шарль де Вермон [19] . Потом офицер, как водится, умер, но он был богат и почти все оставил ей, включая виллу. Если я правильно помню, там же, в саду, его и похоронили. Сюда она приезжает каждый год, чтобы ухаживать за могилой.
– Это что, сентиментальность? – прищурилась Кларисса. – Если так, то не нравится мне это. Что бы там ни говорили, в жизни сентиментальность – одна из масок жестокости. Все сентиментальные люди в глубине души отъявленные мерзавцы.
– Нет, не думаю, что это сентиментальность, – ответил Бланшар. – Все, кто мне рассказывал об этой даме, говорили, что человек она очень порядочный. Ты будешь смеяться, но они употребили именно это слово. Правильный, порядочный, справедливый… приблизительно так.
Кларисса поморщилась.
– И все равно она мне не нравится, – решительно сказала она. – Совершенно!
Пока взрослые, умудренные опытом люди внизу на террасе перемывали косточки баронессе Корф, Мэй удалилась в отведенную ей комнату и, закрыв дверь, с превеликим облегчением стала разбирать свои чемоданы. Вот шляпка, вот косыночка, а вот очень практичные туфли для выхода в город, и ничего, что они немножко облупились – под длинной юбкой все равно никто ничего не увидит.
Она разобрала желтый чемодан и принялась за чемодан с царапиной, и тут ее ждало совершенно умопомрачительное открытие, от которого у нее перехватило дыхание.
В чемодане лежала чужая вещь. И мало того, что она была чужой – этой вещи вообще нечего было делать в жизни Мэй.
Девушка испуганно оглянулась на дверь, потом на окно, отложила находку, подошла к двери и заперла ее на ключ, после чего вернулась обратно и стала смотреть на то, что неведомо как попало в ее чемодан.
По правде говоря, Мэй очень хотелось упасть в обморок, но она отлично понимала, что это не решит ее проблему, а наоборот, усугубит ее. Поэтому она решила до поры до времени спрятать находку, а потом… Потом она, пожалуй, найдет какой-нибудь выход.
Она поступила в точности так, как собиралась, и когда спустя некоторое время бабушка позвала ее осматривать сад, на лице Мэй почти не оставалось следов недавнего волнения. Но, разговаривая со старой дамой, она нет-нет да возвращалась мыслью к тому, что лежало в ее чемодане. За ужином девушка почти ничего не ела, а когда легла спать, то долго ворочалась в постели, прежде чем смогла заснуть.
* * *
Набросок письма, найденный в сафьяновой книжечке Мэй Уинтерберри
Дорогая Флора!
Я приехала в Ниццу и уже познакомилась с бабушкой, графом (который был шофером) и миледи Корф, которая летала на шаре и дирижабле. Она лучше их всех, и поэтому я не знаю, уместно ли будет обременять ее своими хлопотами, но мне тут совершенно не с кем посоветоваться, а дело между тем очень деликатное и чуточку странное. Больше я пока ничего тебе не могу сказать.
Я хотела поговорить с Уолтером Фрезером, с которым мы когда-то играли в доме тети Сьюзан. Ты должна его хорошо помнить, потому что однажды он выронил тебя из окна. Он сын подруги тети Сьюзан, а еще он священник. Он живет в городе, и я послала ему записку со слугой. Он прислал мне ответ, что встретится со мной завтра в 11 часов в «Café Anglais» [20] .
Я написала письма тете и родителям, чтобы они не волновались, но не хотела их огорчать и написала только то, что могло их успокоить. То, что меня тревожит, я могу поверить только тебе, и в данный момент это вовсе не бабушка, а нечто совсем иное.
Надеюсь, ты будешь вести себя хорошо, и я сошью тебе новое платье, как у нее. Твоя Мэй.
Мистер Уолтер Фрезер, исполняющий обязанности священника англиканской церкви в Ницце, был по природе пунктуальнейшим молодым человеком. Легко поэтому понять его смущение, когда, явившись за полчаса до назначенного времени в «Café Anglais», он увидел, что Мэй уже там и ждет его.
– Здравствуй, Мэй, – сказал Уолтер, подходя к ней. – Очень рад тебя видеть в Ницце! Прости, что заставил тебя ждать.
Он был невысокого роста, темноволосый, с орлиным носом, ямочкой на подбородке и приятным лицом, которое очень красила мягкая улыбка. Мэй помнила эту улыбку с детства и, вновь увидев ее, сразу же приободрилась.
– Ну что ты, Уолтер, – поспешно проговорила она. – Это я сама пришла раньше. Просто… – она порозовела, – просто я больше не смогла там оставаться.
– Из-за бабушки? – Уолтер вскинул на нее глаза.
Мэй тряхнула волосами.
– Она ужасная, ужасная, ужасная! Вчера, когда мы гуляли по саду, и сегодня она говорила… рассказывала такое! О том, как она была счастлива, когда убежала из дому, о том, как ей надоели родственники дедушки, которые вечно у них гостили. Как он из экономии нанимал самую дешевую прислугу, которую приходилось всему обучать, а когда обучишь, она, конечно же, уходит к тем, кто больше платит, и приходится опять начинать по новой. Да что там, – Мэй сделалась пунцовой, – она говорила о… о художниках! И писателях! Которые с ней жили! Как будто мне это интересно! – Мэй вся кипела от возмущения. – Я не знала, куда деться. А сегодня еще при разговоре присутствовал граф де Ламбер… Мне было так неловко! Уолтер, ты в Ницце не первый день, может быть, ты скажешь, зачем такой человек, джентльмен и… и всякое такое, ходит в ее дом?
Уолтер усмехнулся.
– Граф де Ламбер недавно разбил свой автомобиль, на котором выступал на гонках, – сказал он. – Он думал, что отец поможет ему восстановить машину, но тот скуп и не любит расходов. Он отказал Кристиану, тот пожаловался Бланшару, твоя бабушка обо всем узнала и обещала помочь. Впрочем, здесь графа Кристиана считают не совсем comme il faut, потому что он легко заводит дружбу со всякими рабочими и вообще людьми простого звания. Он как-то сказал, что выше любого дворянина ставит человека, который способен разобраться, что не так с мотором. Поэтому местная noblesse [21] его не слишком жалует.