Амалия вздохнула.
– Кажется, эти руины называются «Приют отшельника», – заметила она. – Вы правы, они действительно находятся на моей земле.
– А что касается ножа, – продолжал граф, – то я уверен, что это еще одна из милых шуточек старой дамы. Вчера мисс Мэй показала характер, ну, а мадам Кларисса решила объяснить ей, кто в доме хозяин.
Он с непринужденным видом поглядел на Уолтера, который весь кипел.
– Должен вам заметить, мсье… – начал англичанин.
Он собирался высказать нахальному французу все, что думал о его бесцеремонном вторжении, но вмешалась Амалия, которая не терпела ссор в своем доме и сразу же их пресекала.
– Сначала я. Не буду скрывать, – обратилась она к Мэй, – репутация вашей бабушки всем прекрасно известна, равно как и то, что она не жалует претендентов на наследство. Только…
– Что? – быстро спросила девушка.
– В подбрасывании вам окровавленного ножа нет никакого смысла, – твердо ответила Амалия. – Кроме того, меня настораживает обстоятельство, что именно в то время, когда в ваш чемодан могли положить это, – она кивнула на сверток, – у меня пропала перчатка.
– Вы потеряли перчатку? – удивился граф.
– Я никогда ничего не теряю, – сухо ответила Амалия. – Окно в купе было открыто, но перчатка все-таки не листок бумаги, чтобы ее унес порыв ветра. Думаю, ее кто-то взял.
– Но зачем? – спросил молодой священник.
– А зачем подбрасывать в чемодан нож и окровавленный платок?
– Чтобы испугать, – ответил Кристиан.
– Допустим. Но чтобы пугать таким образом, нужно иметь совершенно иной склад ума, чем у мадам Клариссы.
Уолтер задумался.
– А вдруг она рассчитывала, что Мэй… что мисс Уинтерберри испугается настолько, что сразу же уедет?
– Думаю, мадам Кларисса хорошо знает людей, – уронила Амалия в пространство. – И ей должно быть известно, что, когда на кону миллион, человека не испугать даже пушкой.
– И все-таки, – упрямо продолжал Уолтер, – если даже мы допустим, что произошло какое-то преступление, о котором мы не знаем…
– И о котором не знают даже газеты, а это гораздо хуже, – вставил Кристиан с улыбкой.
– Тем не менее, какой смысл подбрасывать постороннему человеку орудие убийства, когда его всегда можно выбросить?
– Наконец-то мы произнесли слово «убийство», – усмехнулась Амалия. – Подумайте, мистер Фрезер: там, где убийство, там неминуемо и следствие. А следствие всегда ищет преступника, и ищет его по уликам и показаниям свидетелей. Только главная улика – вот она. – Амалия кивнула на нож. – Зачем искать кого-то еще?
– Но в поезде не совершили никакого убийства, – напомнил Кристиан. – Иначе газеты давно бы об этом раструбили. Почему вам так нравится отрицать очевидное, госпожа баронесса?
– Потому что у меня пропала перчатка, – с улыбкой ответила Амалия. – И потому, что у меня нет привычки терять вещи.
– Простите меня, сударыня, но я не вижу связи, – сказал Уолтер.
– Лично я думаю, что все было гораздо проще, – поддержал его Кристиан. – На вилле к обеду зарезали курицу, и Кларисса решила разыграть свою внучку. Отсюда и окровавленный нож, и платок.
– Вы высказали очень разумную мысль, господин граф, – сказала Амалия. – Надо прежде всего проверить, что за кровь на платке – человеческая или чья-то еще. Я предлагаю следующее. Поскольку в этом деле замешаны интересы мисс Мэй, мы пока будем обо всем молчать. Мистер Фрезер?
– Я согласен, – быстро ответил священник.
– Господин граф?
– Можете на меня положиться, я нем.
– Вот и прекрасно. Нож и платок я оставляю у себя. Мой знакомый сделает необходимые анализы и скажет, с чем мы имеем дело. А пока будем ждать новых странностей.
– Я не понимаю вас, госпожа баронесса, – проговорил Кристиан после паузы.
– По-моему, все предельно просто. Странности – это то, что нарушает привычное течение вещей. Пока у нас есть только три. Номер один: нож и платок в чемодане Мэй. Номер два: моя перчатка. И номер три: труп.
– Но никакого трупа нет! – вырвалось у священника.
Амалия усмехнулась.
– Вот это и есть самая большая странность, – сказала она, блестя глазами. – Потому что труп должен быть. Иначе не было бы ножа. – Она рассмеялась. – Боже, мы ведем глубокомысленные беседы, совсем как в детективных романах! Ну ничего, будем верить, что вскоре все прояснится. А пока – не желаете ли вы отобедать у меня? Обещаю, за столом не будет никаких разговоров о преступлениях!
* * *
Около одиннадцати утра мисс Мэй встретилась с мистером Уолтером Фрезером, а затем они поехали в Монако.
Пока на вилле «Шарль» четверо друзей совещались по поводу странной находки, хозяйка виллы «Маршал» приняла у себя невзрачного плешивого человечка, наделенного, однако, чрезвычайно цепким и все примечающим взором. По поручению Клариссы и Бланшара человечек, носивший красивое имя Раймон Босежур, должен был выяснить, для чего милая Мэй, едва приехав, сразу же покидает любящую – ну хорошо, пусть вредную – бабушку и что она вообще замышляет.
– В Монако? – поразилась старая дама. – Что она там забыла?
Раймон кашлянул, чтобы скрыть улыбку.
– Она играла в казино, – доложил он.
– Моя внучка Мэй? – Кларисса оторопела.
– И выиграла, – без зазрения совести донес Раймон. – Большие деньги.
– А потом? – спросил Бланшар, присутствовавший при разговоре.
– Потом она завернула в магазин духов, а после отправилась в гости к баронессе Корф, где вместе с Фрезером пробыла довольно долгое время. Когда они уходили, я услышал, как баронесса предлагала им экипаж, чтобы довезти до вашей виллы, но мадемуазель Мэй сказала, что они пойдут пешком. Так что они скоро будут здесь, ну, а я поспешил к вам, чтобы обогнать их.
– Что с тобой, дорогая? – встревожился Бланшар, по мнению которого пауза после слов Раймона слишком затянулась.
– В этом тихом омуте прячутся какие-то любопытные черти, – объявила Кларисса. – Неужели ее не предупреждали, что я терпеть не могу тех, кто ходит в казино?
– Зато теперь можно не ломать голову, как нам от нее отделаться, – заметил бессердечный адвокат.
– Такое впечатление, что она совсем мною не интересуется, – с возмущением продолжала старая дама, поправляя бриллиантовое кольцо. – Где игра на рояле, где распевание песенок, которые будто бы должны мне понравиться, хотя я никогда ничего не понимала в музыке? Где пылкие речи о том, что она всегда мечтала иметь такую щедрую бабушку, как я? Где фотографии родственников, женихов и любимых собачек, которые должны меня разжалобить? Где разговоры о родной крови, наконец? Вместо всего этого рассказ о еже, пять фраз вчера в саду и еще три – за едой, причем самой длинной была просьба передать соль.