Услышанное оказалось для Анжелики таким сюрпризом, что на мгновение она даже утратила дар речи. Ну да, молодой офицер был невежлив, но ведь он устал, насквозь промок и к тому же питал непреодолимое отвращение к любым позам.
– Вы убили моего Максима, так убейте же и меня тоже! – продолжала Анжелика в том же духе.
– Насколько я слышал, ваш Максим уже идет на поправку, – отозвался Алексей хладнокровно. – Лично я ничего не имею против него, пусть только не попадается у меня на дороге.
– Вы лжете! – вспылила Анжелика. – Я знаю, что вы действуете заодно, вы и этот проклятый Видок! Именно он натравил вас на моего Максима!
– Сударыня, – ответил Каверин, – вы же сами там были. Разве, по-вашему, я первый затеял ссору?
Анжелика призадумалась, глядя на него исподлобья, и наконец нехотя призналась:
– Нет. Но вы нарочно толкнули Максима, зная, что при его вспыльчивости он непременно вызовет вас на дуэль.
– Ваши слова не делают графу чести. Глуп тот, кого легко спровоцировать, и вдвойне глуп тот, кто дерется на дуэли из-за каждого толчка.
Глаза Анжелики метали молнии, но ни одна из них не задела Алексея. А если и задела, то виду он не показал.
– Ах так? – вскрикнула мадемуазель де Вильбуа. – Вы мерзавец, сударь!
Каверин только плечами пожал.
– Как говорит месье Видок, «все люди мерзавцы, каждый в меру своих способностей». Я могу еще что-то сделать для вас? Нет? Тогда прощайте.
Он тщательно прикрыл за собой дверь и спустился к своим помощникам.
– Дело осложняется, – сказал он им. – За нами хвост.
Жозеф и Филипп переглянулись.
– Хвост?
– Ну да, эта полоумная девица де Шеврана. Наверняка она здесь не просто так.
– Что будем делать? – спросил Жозеф, любым словам предпочитавший действия.
– Пока ничего. Постарайтесь не выпускать ее из виду, мало ли что она затевает.
За окнами по-прежнему хлестал дождь, молнии чертили во тьме белые зигзаги. Алексей удалился в комнату, отведенную ему для ночлега. Филипп остался возле лошадей в конюшне, Жозеф был где-то в доме.
Офицер размышлял. Что бы Анжелика де Вильбуа ни делала здесь, он не должен был дать ей возможности проследовать за ним в Рим. Алексей не сомневался, что он, как никогда, близок к раскрытию тайны загадочной шкатулки, а если в ней действительно содержится ключ к несметным сокровищам, он не имел права рисковать.
«Да, но как же мне от нее отвязаться? Вот в чем вопрос!»
Алексей достал карту Европы, которую захватил с собой в дорогу, и задумался. После Лиона он намеревался ехать в Рим через Гренобль, Турин и Флоренцию. Можно было также добраться до Марселя и морем плыть до Чивитавеккья, откуда по суше рукой подать до Рима.
Каверин сложил карту и вздохнул. Хорошо бы не только отвязаться от Анжелики, но и, пожалуй, узнать у нее кое-что. Например, кто поведал Максиму о шкатулке и вообще что конкретно им известно.
В дверь кто-то тихонько поскребся. Алексей решился. Он поспешно дунул на свечу, скользнул в угол и крикнул:
– Войдите!
Дверь приотворилась, и на пороге возник женский силуэт.
– Месье Каверин, это Анжелика. Я пришла извиниться за свое поведение.
Невидимый офицер лишь улыбнулся.
– Вы здесь? – несмело спросила мадемуазель де Вильбуа, вглядываясь в темноту.
– Свеча погасла, – подал Алексей голос из темноты.
– Я хочу сказать, – продолжала молодая женщина, – вы поступили благородно, вытащив меня из перевернувшейся кареты, и…
– Нет, – возразил Каверин, – благородство тут ни при чем. Я поступил так потому…
– Почему?
– Ну, вы же сами знаете.
– Я?
– Да. Поэтому я и хотел убить Максима.
– Но почему? – капризно повторил женский голос.
За окном зарокотал гром, и мужской голос произнес:
– Ну, разве вам все надо объяснять?
Снаружи по-прежнему лил дождь.
– Слышь, – сказал Филипп Жозефу на следующее утро, – где наш фраер-то пропадает?
Жозеф плюнул далеко перед собой, достал из кармана яблоко, обтер его об одежду и стал счищать с него кожуру.
– В постели, – коротко ответил он.
– Но сколько же можно в постели валяться? – заворчал Филипп. – Ехать же давно пора!
– А кто тебе сказал, что он там один? – хладнокровно спросил Жозеф.
Филипп вытаращил на него глаза.
– И с кем же он там, а?
Жозеф отрезал кусочек яблока, сунул его в рот, пожевал, повременил малость, испытывая терпение приятеля, и наконец изрек:
– Да я так думаю, он там с красоткой Анжеликой забавляется.
– Черт возьми! – тоскливо протянул Филипп. – Патрону такие дела точно не понравятся.
– А при чем тут патрон? – обронил Жозеф равнодушно.
Филипп оторопел.
– Как это – при чем?
Жозеф шмыгнул носом и снова принялся за яблоко.
– Такие дела, – важно пояснил он, – обычно промеж двух решаются.
– Ты что, забыл, кто она такая? – горячо спросил Филипп.
Жозеф с умопомрачительной медлительностью отправил в рот очередной кусок яблока и вытер губы отворотом рукава. Филипп, переминаясь с ноги на ногу, ждал, какую еще глупость ляпнет неповоротливый нормандец, его напарник.
– Баба – она всегда баба, – изрек наконец Жозеф, с некоторым недоумением оглядывая яблоко, обструганное до самого огрызка.
– Вот именно, – поддержал его Филипп. – А мужик – всегда мужик. Что, если она его с панталыку собьет? Вот о чем я толкую!
Жозеф широко размахнулся и отшвырнул огрызок далеко за изгородь. Затем невозмутимо заметил:
– Не собьет. Наш фраер не из таковских.
– Все равно, надо написать патрону, – сказал Филипп решительно. – Эй, хозяин, где тут у вас чернила и бумага? Я письмо отправить хочу.
Надо вам сказать, что с каждой более или менее продолжительной остановки исполнительный Филипп, которому Видок строго-настрого приказал не упускать из вида «Алексиса Перрена», строчил патрону в Париж подробные отчеты о том, чем живет и как проводит свое время его подопечный.
Впрочем, если вам интересно, последнюю ночь Алексей провел очень хорошо, получил массу удовольствия и вообще зарекомендовал себя наилучшим образом.