– И почему это меня не касается, позвольте спросить? – осведомилась Тереза, и ее глаза сузились.
Ссора была готова вот-вот разразиться, но, к счастью, в дверях показался маркиз. Вид у него был слегка озадаченный.
– Скажите, Анриетта, – обратился он к племяннице, – шевалье еще не уехал?
– Нет, дядя. Он с Реми на конюшне, они осматривают лошадь. Кажется, она захромала.
– Я могу сходить за ним, – вызвалась Амелия.
– Если это вас не затруднит, – сказал маркиз.
Амелия сходила на конюшню и передала Арману, что маркиз хотел бы с ним поговорить.
– Вы будете писать ответ? – неожиданно спросил Арман, когда они поднимались по лестнице. – Я мог бы отвезти его Оливье.
Амелии было нечего ответить, и по своему обыкновению она промолчала. Письмо, которое она получила, было пространной и вполне искренней хвалой ее доброте и красоте. Оливье благодарил ее за то, что она спасла ему жизнь, и объявлял, что если он когда-либо женится, то только на ней одной. Тем не менее, поскольку они еще плохо знают друг друга, он предлагает подождать хотя бы до следующего года, чтобы понять, подходят ли они друг другу. Потому что он, Оливье, хотел бы составить счастье ее жизни, но ни за что не желал бы стать ее несчастьем.
– Но вы не уедете домой? – с непривычной для него мольбой спросил Арман, заглядывая ей в глаза. Он тотчас же сообразил, что выдал себя с головой, и поправился: – Оливье не переживет этого! Он был так расстроен, когда узнал, что вы догадались о том, что я писал письма вместо него… – Амелия молчала, и он решил, что может вставить еще слово в свою защиту. – Это все из-за того, что Оливье совсем не умеет писать письма. Он боялся показаться смешным, он сам мне говорил…
Амелия неожиданно остановилась, и даже в полутемном коридоре он увидел, как сверкнули ее глаза.
– Почему вы все время лжете? – с отвращением спросила она.
И он опять растерялся – это он-то, Арман де Бельфор, волокита, который был уверен, что знает женщин как свои пять пальцев и что ни одна из них никогда его не удивит. И он, человек, который разбил десятки сердец, с беспокойством подумал: «Что это со мной, неужели я влюблен?»
Это было бы совсем плохо. Он не признавал той любви, о которой романисты написали тысячи томов; любовь как чувство – не как физическое влечение – тяготила его, он находил ее смешной, а зависимость от женщины – унизительной для себя, глупой и нелепой. Он не хотел ни от кого зависеть. Он ревниво оберегал свою свободу – на которую, надо сказать, покушались достаточно часто, потому что он был молод, хорош собой, знатен, богат. И вот нате вам, когда он все познал, все изведал, пришла какая-то дама, с зелеными глазами и в светлом платье, довольно заурядном, надо сказать, и причесана очень просто, и вообще она слишком бледная, но сердце у него бьется чаще, когда он чувствует возле себя аромат ее духов. Он услышал свое имя – и поднял глаза.
– Может быть, Арман, это письмо для вас, – сказал маркиз, протягивая ему распечатанное письмо.
Они находились уже в кабинете маркиза Александра. Арман глянул на подпись – и нахмурился.
– Мадам Зефирина-Мари де ла Винь… Должен признаться, я не знаю такую. – Он просмотрел заголовок. – И адресовано оно вам. Отчего же вы решили, что…
Маркиз улыбнулся.
– Дело в том, – сказал он, – что моя троюродная тетушка мадам Зефирина уже много лет как умерла. Так что она никак не может быть автором этого письма.
– Ага! – удовлетворенно промолвил Арман, который, судя по всему, питал особое пристрастие к письмам от почивших тетушек.
– Кроме того, – добавил маркиз, – я заметил, что кто-то осторожно открывал это письмо перед тем, как вновь запечатать и доставить нам. Но в самом тексте письма абсолютно ничего крамольного нет.
– Ну конечно, – усмехнулся Арман. – Попадись мне этот Буше… – Подойдя к двери, он тщательно затворил ее и оглядел комнату. – Так… камин летом, конечно, не топится. Ну ничего, сойдет и свеча.
Он поднес горящую свечу к странице, и Амелия с удивлением увидела, что под воздействием жара между строк стали проступать какие-то слова.
– Что там такое? – спросил маркиз. Арман нахмурился.
– «Р. вернулся благополучно. Необходима новая встреча. Человек из А. будет ждать вас 6 июня, около полудня, в городе на Королевской улице, возле книжной лавки. Наденьте красный шарф и белую розу. Человек подойдет к вам и попросит продать розу». – Арман вздохнул. – Все ясно. Р – это Робер де Ларсак, который должен был забрать письма. Тереза не пришла, он понял, что что-то неладно, и скрылся.
– А А. – это что? – спросила Амелия.
– Англия, – ответил Арман. – Так… 6 июня – это послезавтра. Одолжите мне розу, господин маркиз, и я отправлюсь.
– Не думаю, что это разумно, – после паузы заметил маркиз. – Прежде всего, письмо явно открывали. Кроме того, синие искали в замке раненого Оливье, а всем известно, что вы с ним друзья. Думаю, пойти должен я.
– Я – друг Оливье, а вы его родственник, – парировал Арман. – Велика ли разница?
Амелия кашлянула, и мужчины обернулись к ней.
– Кажется, доктор живет на Королевской улице? – спросила она. – Это тот самый, который лечил меня, когда я болела?
– Нет, – горячо воскликнул Арман, который сразу же понял, что именно она собирается предложить, – нет, вы не должны туда идти!
– Почему же? При условии, что больше никто не будет знать о содержании письма – только вы, я, господин маркиз, и все, – думаю, я буду в полной безопасости.
– А если вас схватят? – возмутился Арман. – Вы хоть знаете, какие сейчас порядки в этой стране?
– Меня осудят за то, что я захотела пойти к врачу? – возразила Амелия. – Или за то, что я ношу красный шарф?
Но Арман ее не слушал. Он был против и потому, что не хотел подвергать ее опасности, и потому, что ее желание помочь им – особенно после того, как ее дерзкая выходка спасла жизнь Оливье, – ясно указывало на то, что его друг ей вовсе не безразличен. Кто станет рисковать жизнью ради того, к кому равнодушен?
Что же до маркиза, то он колебался, но, когда Амелия пообещала ему, что будет осторожна, он скрепя сердце дал свое согласие. Арман вспылил, но это уже ничего не могло изменить: Амелия объявила, что послезавтра поедет в Амьен.
В полдень шестого июня молодая дама вышла из кареты на Королевской улице Амьена, которую по случаю отмены монархии уже успели переименовать в нечто более республиканское. Но жителям города было хоть бы хны, и они упорно продолжали именовать улицу Королевской.
Дама в красном шелковом шарфе, к бледно-розовому платью которой была приколота белая роза, задержалась возле витрины книжного магазина. Глядя на свое отражение в стекле, она поправила волосы и попыталась представить себе, как именно все это произойдет. К ней подойдет господин, похожий на переодетого священника, и попросит продать ему розу. Возможно также, у господина будет военная осанка. А возможно, он для конспирации нарядится в лохмотья, причем руки у него будут такие белые и чистые, что ни один человек в здравом уме не признает его за нищего.