Ева Муассон
Тереза Оливье
Реми Беллон
В доме царило напряжение, за закрытой дверью кто-то плакал. Ева взяла из рук у Амелии цветы, и вдвоем женщины стали расставлять их по вазам.
– Что-нибудь случилось? – спросила Амелия.
Ева вздохнула.
– У мадам Анриетты едва не случился выкидыш. Ее муж чуть с ума не сошел. Слава богу, доктор попался хороший, который еще бабушку мадам Анриетты знал. Теперь мадам Анриетте придется месяц, а то и больше, лежать в постели. А она так хотела поехать к знакомым, посмотреть, может, ей удастся вызнать что ценное.
– А что госпожа маркиза? – спросила Амелия.
Прежде чем ответить, служанка зачем-то оглянулась.
– Злится. Непривычная она… И вообще… Ей дворецкий сказал «ты», так она его чуть не побила. – Амелия улыбнулась. – Честное слово! – с жаром воскликнула Ева.
На словах план лорда Келсо был идеален: Анриетта приезжает в город, где у нее много знакомых, узнает необходимые сведения и голубиной почтой переправляет их куда надо. А на деле Анриетте пришлось по настоянию доктора лежать в постели, и когда она попыталась незаметно улизнуть, обычно тихий Себастьен устроил скандал. Голуби, которых должен был доставить знакомый мсье Тийара, явились только через две недели, причем тот, кто принес их, заломил чудовищную цену, а на слова Себастьена, что ему уже должно быть заплачено, дерзко ответил, что он никого не заставляет покупать у него птиц. И, помимо всего прочего, оказалось, что к людям, которые были наделены в Дюнкерке властью, подобраться не так легко. Прежде Анриетта слишком редко бывала в городе, чтобы у нее мог сложиться значительный круг знакомых, а те, что помнили ее бабушку, в основном сидели в своих домах и брюзжали на новый режим, и толку от них не было никакого. Видя беспомощность Анриетты, Тереза решила взяться за дело сама.
– Я узнаю то, что нам надо, – объявила она.
– И как же вы это сделаете? – спросила Амелия.
– Дорогая, – ответила маркиза, – всем на свете заправляют мужчины. А кто заправляет мужчинами? Конечно же, женщины. Надо только завлечь пару-тройку глупцов, которые принимают решения. В постели языки развязываются быстро… если хорошо постараться, разумеется.
– И вы на это готовы? – спросила Амелия после паузы.
– Вы меня удивляете, дорогая. Ведь это всего лишь кожа, и больше ничего.
Амелия вовсе не считала, что физическая любовь – это всего лишь кожа; но она не собиралась убеждать маркизу в том, что та неправа. С самого детства Амелия не любила спорить и доказывать свою правоту. Ей было вполне достаточно сознания того, что она права; мнения других ее волновали мало.
Узнав о плане Терезы, хозяйка дома горячо одобрила его, заявив, что для спасения королевства хороши любые методы.
– Прежде всего, – объявила Анриетта, – надо подобраться к военным. Они все пришлые, на них у меня нет никакого выхода, а между тем нам очень надо знать, что они затевают.
– Хорошо, – сказала Тереза, подумав, – вечером я отправлюсь в таверну «Попутный ветер», где собираются синие. Изображу из себя гадальщицу по руке.
– Вы умеете гадать? – удивилась Анриетта.
– Нет, но нет такого дурака, который не хотел бы узнать свое будущее. На это я могу поймать любого.
– А предсказания? Как же вы будете их делать?
Тереза пожала своими ослепительными плечами.
– Человеку надо говорить то, что он хочет услышать. Посулю каждому оборванцу генеральское звание, долгую жизнь и богатство. Ну, и награды, само собой. После этого с синими можно будет сделать что угодно.
В реальности, впрочем, все получилось по-другому. Тереза в и самом деле прихорошилась и отправилась в таверну, где почти сразу же к ней подсел какой-то офицер в плохо заштопанной синей форме. Тереза улыбнулась ему и предложила погадать по руке.
– Ты станешь генералом! – объявила она, делая вид, что с восхищением разглядывает линии руки.
– Э, красотка, я уже генерал, – равнодушно ответил оборванец. Тереза озадаченно уставилась на него. В ее представлении генерал – это было что-то помпезное, с золотыми эполетами и всякой мишурой на мундире. А тут – не угодно ли – сидит какой-то, весь из себя невзрачный, и на локте заплатка, и одной пуговицы не хватает. Но Тереза умела держать удар.
– Значит, станешь маршалом.
– Звание маршала отменили, – зевнул генерал. – Так что не получится.
– Ну, может, его еще вернут, – предположила Тереза, чувствуя, что тонет и ей срочно надо спасаться. – Ради такого красавца!
Генерал, которого звали Жан-Батист, не стал возражать, и Тереза, следуя своему плану, нагадала ему богатство, долгую жизнь и множество наград.
– Как ты хорошо гадаешь! – вздохнул генерал и увлек ее под лестницу, туда, где был темный закуток, пригодный для всяких темных – и не очень – дел.
Оттуда генерал вышел через четверть часа, слегка растрепанный, застегивая на ходу штаны.
– Ты куда? – изумилась Тереза. В ее представлении мужчина не должен был уходить так быстро.
– К себе, – лаконично ответил Жан-Батист по фамилии Журдан. – Завтра мне надо уезжать. Спасибо, красотка, ты была очень мила. Не скучай без меня!
И, посвистывая, направился на свою квартиру. Он даже не подозревал, что все это окажется правдой – и маршальство при империи, и богатство, и награды, и долгая жизнь, которая позволит ему увидеть восемь режимов власти: старый, революцию, Директорию, империю, первую реставрацию, Сто дней, вторую реставрацию и под занавес – воцарение Луи-Филиппа.
Пока Тереза пыталась подобраться к военному командованию, Амелия тоже не теряла время даром. Она ходила за цветами и нашла более близкую дорогу в Розендаль – через провал в городской стене, где обычно дежурили два часовых, которые скоро уже знали ее в лицо и выпускали беспрепятственно. Общаясь с Эммой, старой горничной, Амелия выучила довольно много слов по-фламандски и через несколько дней могла уже бегло изъясняться. Заодно она научила Еву, и служанка с изумлением обнаружила, что стоит ей на рынке заговорить по-фламандски, как цены чудесным образом снижаются. Но вообще продукты стоили дорого, даже в пересчете на бумажные деньги, и Ева не переставала сокрушаться, что у себя дома они могли бы накупить вчетверо больше того, что тратили на еду здесь.
Иногда Амелия уходила гулять к морю. По утрам над ним поднималась сплошная масса серого тумана, который вскоре рассеивался; по вечерам, когда заходило солнце, море превращалось в сказочный мираж из золота и синевы. Само море, белоснежные паруса кораблей в порту, маяк, который возвышался возле форта Рисбан, чем-то привлекали Амелию, волновали ту часть ее крови, которая перешла к ней от далеких норманнских предков, морских бродяг и путешественников.
Волновали они и Себастьена, однако с совершенно другой стороны.