Что же до Ларсака, то он не сомневался, что ему выпала легкая миссия. Олухи-часовые в последнее время хватали всех подряд, и одного взгляда на лица крестьян было достаточно, чтобы понять, что те никогда не были шпионами. Для начала Ларсак взялся за старуху. Он не предложил ей сесть, а оставил стоять и забрал у нее корзинку. Старуха протестующе замычала.
– Э, да ты немая, – сказал Ларсак с брезгливым сожалением. В корзинке обнаружился гусь, которому недавно свернули шею. Судя по всему, старуха несла его продавать.
– Это Магда, ваша милость, – вмешался крестьянин. – Она у нас немножко не в себе, но женщина хорошая. Она в Зюйдкоте живет, я ее знаю. Вы уж не сердитесь на нее. – Он облизнул губы и заискивающе улыбнулся.
– А ты кто? – сурово спросил Ларсак.
– Я, ваша милость? – заторопился крестьянин. – Я Корнелиус ван Райк, тоже из Зюйдкота. У меня там ферма.
– По-моему, – задумчиво проговорил Ларсак, – ты республиканец.
– Я? – ужаснулся крестьянин.
– Конечно, – ухмыльнулся Ларсак, – вон у тебя рожа трехцветная. Нос красный от пьянства, под глазами синяки, а кожа белая. А?
И он захохотал, довольный своей шуткой. Крестьянин в остолбенении уставился на него.
– Куда ты шел и зачем? – внезапно прекратив смеяться, проговорил Ларсак. – Признавайся быстро!
– Да что ж… помилуйте… – пролепетал крестьянин. – У меня в городе кум, он мне денег должен… а что, если его убьют? Кто мне долг вернет? Вот я и хотел в Дюнкерк пройти, долг с него стребовать… а не то убьют? Мне деньги нужны, у меня семья большая…
– Дурак, – сказал Ларсак, качая головой. – Война идет. Тебя же из-за этих денег убить могли!
– Конечно, дурак, – смиренно согласился крестьянин. – Не стоило ему в долг давать, ненадежный он человек… А ваши скоро город возьмут? Очень бы мне хотелось кума увидеть да долг вернуть…
Ларсак подвинул к себе корзинку, пощупал гуся, понюхал его и улыбнулся.
– Ладно, – уронил он. – Можете оба проваливать. – Магда замычала и затрясла головой. – А гусь твой никуда не годится. Тухлятиной торгуешь? А ты знаешь, что за это я могу тебя повесить?
Магда замерла на месте, бросила умоляющий взгляд на ван Райка, на священника… Оба притворились, что ничего не видят.
– Катитесь, – проговорил Ларсак, пряча корзину. Его денщик был мастером готовить блюда из птицы, и он предвкушал, какой завтрак его ждет через пару часов. – Стой! А ты куда? – спросил он священника, который явно собирался уйти с остальными.
– Я, сын мой? – удивился священник, оборачиваясь. – Я было решил, что вы отпускаете меня с этими добрыми людьми.
– И вовсе я тебя не отпустил, я еще и не беседовал с тобой толком, – возразил Ларсак, желчно щурясь. – Как тебя зовут?
– Я отец Кассандр, – скромно промолвил священник. – Бывший кюре с земель графа де Клермона. Возможно, вам приходилось о нем слышать.
– Приходилось ли? – хмыкнул Ларсак. – Да он мой троюродный дядя. Правда, я в жизни видел его раза четыре, не больше. Как он поживает?
Священник возвел очи к потолку.
– Граф де Клермон преставился два года назад. – На лице его было написано такое смирение, что в это мгновение Робер де Ларсак, пожалуй, не отказался бы у него исповедоваться. – Ах, какой святой человек был ваш дядюшка, только жить и жить! Но горе, которое он испытывал, видя, что творится кругом, подорвало его силы. Он умер, оплакиваемый всеми честными людьми.
– У него остался сын, – напомнил Робер. – Садитесь, святой отец, и простите, что я вам раньше не предложил… да. – Он провел рукой по лицу. – Так что стало с новым графом? Признаться, я давно не имел вестей от моих родственников.
Кассандр сел и убрал руки в широкие рукава рясы, как это частенько делают священники.
– Безбожники, антихристы, – горько промолвил Кассандр, – добрались и до молодого графа де Клермона. Они обвинили его в том, что он сторонник короля, заточили его в тюрьму и приговорили к смерти.
Собственно говоря, конец жизни новоиспеченного графа положил сам Кассандр, но он не без оснований полагал, что его собеседнику вовсе не стоит знать таких подробностей.
– Черт подери! – тоскливо проговорил Робер, откидываясь на спинку стула. У него даже пропал аппетит.
– И меня хотели посадить вместе с ним, – добавил Кассандр. – Но добрые прихожане предупредили меня, и мне удалось скрыться. С тех пор я блуждаю по Франции. У меня есть родственники, которые позволяют мне жить у них, но богомерзкие республиканцы – да разразит их гром! – нигде не дают мне покоя. Поэтому я стараюсь нигде не задерживаться.
– Прекрасный замок был у моего дядюшки, – вздохнул Робер, погружаясь в воспоминания. – И охота… ах, какая охота! – Он покачал головой. – Простите, святой отец, – спохватился он, – я даже не спросил вас. Может быть, вы хотите чего-нибудь поесть или выпить?
Кассандр как-то замялся. Из другого угла комнаты донесся рев Бэйли, которого пленник сумел-таки вывести из себя своими издевками. От Робера не укрылось, что благочестивый кюре невольно вздрогнул.
– Ладно, – объявил Ларсак, беря корзину с гусем, – идемте ко мне, святой отец. Обещаю, об этом завтраке вы не пожалеете!
Он хлопнул священника по плечу и повел его к дверям. Испытывая неподдельную муку, Кассандр побрел следом за ним. По счастью, Робер де Ларсак жил недалеко от дюн. Он поручил гуся заботам денщика, налил вина себе и собеседнику и погрузился в воспоминания о добрых старых временах, когда не было ни революции, ни республиканцев и чернь знала свое место. Кассандр пригубливал вино и поддакивал. Будь его воля, он бы давно разорвал Ларсака на части вместе со спесивым британским коротышкой, который допрашивал его брата, и ощущение ужасающего бессилия не покидало его. На той, другой стороне он имел власть над жизнями генералов и главнокомандующих; на этой он был всего лишь священник, которому к тому же приходилось соблюдать осторожность, чтобы его не вычислили и не раскрыли.
– А ведь я вас вспомнил, – как ни в чем не бывало объявил Ларсак, подливая себе вина. – То-то мне показалось, когда я вас увидел, что я вас где-то уже встречал.
Кассандр отлично помнил, где именно Ларсак мог встречать его прежде – во время переговоров о капитуляции Дюнкерка, – но заставил себя улыбнуться и сказать избитую истину, что мир тесен и даже теснее, чем думают некоторые. Вошел денщик, таща блюдо с гусем, источавшим дивный аромат. Священнику кусок не шел в горло. Робер спросил его, почему он мало ест, и Кассандру пришлось солгать, что за время своих скитаний он привык к воздержанности в пище. Денщик Ларсака вышел, но вскоре вернулся.
– Граф Бэйли просит вас к себе, – сказал он.
– Какого черта ему надо? – буркнул Ларсак. Он отдыхал душой в обществе собеседника, почтенного человека, который к тому же знал его дядю, и надо же было англичанину вмешаться именно сейчас.