Все произошло неожиданно. Часть скота отбилась от стада, и Торн с Фредом Барлоу отправились на поиски. По дороге они наскочили на Лонни в компании незнакомого мужчины — те свежевали тушу теленка… из стада Барлоу.
Лонни выхватил револьвер с невероятной быстротой, но Джим Торн еще не забыл уроки, которые дала ему жизнь в Техасе. Лонни упал навзничь с простреленным сердцем, но одна из пуль незнакомца успела вспороть Фреду пояс, прежде чем выстрелы Торна спасли старика.
Анджела была глубоко потрясена. Джиму навсегда запомнился ужас в ее глазах, когда он по дороге к шерифу заезжал на ранчо с двумя трупами, перекинутыми через седла коней убитых.
Она выслушивала его объяснения, но казалось, слова не оставляли отзвука в ее сознании. Она не верила, что Лонни был способен на кражу, не говоря уже об убийстве. Джим Торн слишком поспешно делал выводы и был слишком скор на руку. Она знала, что рано или поздно этим кончится, если он не прекратит носить с собой оружие. Фред Барлоу тоже пытался ей втолковать, как было дело, но она могла осмыслить лишь то, что ее муж пролил кровь двух человек, одним из которых был юноша с мягким голосом и женственным лицом…
Они спорили об этом несколько раз, и в конце концов Джим вышел из себя. Он наговорил кучу лишнего — сказал, что она не может быть женой человеку из здешних мест, и, если ей угодно, пусть убирается с Запада в родные края. Все это было сказано в порыве гнева, и он был ошарашен, когда, вернувшись в один прекрасный день, не застал ее дома.
Низкие тучи, налившись тяжестью дождя, нависли над прерией, когда он обогнул гору у входа в каньон Дождей. Свернув на тропинку над ревущей водой, Торн снова начал подъем. Послушный конь был давно к этому привычен. Раскаты грома в глубине каньонов отражались от скал, словно гигантские валуны катились по неровному мраморному коридору, стены которого отзывались гулким эхом.
Сосны уже не были зелены, они потемнели от дождя. Качаясь в седле в такт неторопливому шагу коня, Торн щурился, стараясь разглядеть впереди седловину, через которую лежал путь к Западной Вилке.
Когда Джим Торн добрался до уступа, дождь снова усилился. По обе стороны виднелись пики, каждый выше десяти тысяч футов; сама седловина находилась на восьмитысячной отметке. Кругом почти не было деревьев; дождь сплошным потоком падал на голые камни.
Не останавливаясь ни на миг, Джим смотрел, как молнии перескакивают с пика на пик и с треском вонзаются в скалистые склоны. Дождь исхлестал его плечи до тупой боли; конь несколько раз пытался свернуть с пути, но Торн упрямо гнал его вперед, и вскоре, оставив седловину позади, они начали спуск.
Из перелеска Джим Торн взглянул в сторону нагорья. Прямо перед ними лежал причудливый лабиринт, путаница изломанных каньонов среди вздымавшихся в небо пиков. Красные скалы увенчивались стройными рядами сосен, которые были похожи на орудийные батареи, ощетинившие стволы на фоне темно-серого неба. Джим пустил коня под гору, и тот перешел на уверенную рысь.
Оттены наверняка отстали, поскольку они пошли в обход и, не зная местности, были вынуждены двигаться с осторожностью. Торн вдруг увидел глубокую трещину по правую руку; повернув коня, он направился через сосновую рощицу и нашел узкую тропинку, что вела ко дну каньона.
Под ними с ревом неслась масса пенящейся воды: тропа огибала реку, едва ее не касаясь. Конь зафыркал, подал влево, но, повинуясь настойчивому седоку, боязливо тронулся вниз. Через полчаса дорога повела вокруг горы в сторону от ущелья, вышла на ровный пятачок высокогорья, и, когда Торн снова дал коню передышку, они уже были в густом сосновом бору над нагорьем Полумесяца.
Найдя несколько сосен, кроны которых соприкасались, надежно защищали от дождя, Джим Торн устало сполз наземь и чуть погодя, сняв с коня удила, привесил ему на морду торбу с зерном. Оставив его, Торн пробрался сквозь деревья и окинул взглядом лощину.
Он увидел все ту же старую хижину, какой она запечатлелась в памяти в последний раз — приземистое строение с конюшней сбоку и загонами в двадцати шагах. Торн сел на корточки, прислонившись к стволу дерева, и набил трубку. Из бушующей лавины дождь перешел в ленивую изморось. Теперь, в сгущавшихся сумерках, Торну оставалось только ждать.
Было уже совсем темно, когда он их увидел. Шестеро всадников и несколько краденых лошадей спускались в лощину. В бинокль он стал вглядываться в лица, начав с Анджелы. Она была бледна, но держалась с вызовом. Один из мужчин ссадил ее с коня и повел в дом. Остальные расседлали лошадей и погнали их в корраль.
У лачуги была единственная дверь, а вместо окон — лишь узкие бойницы, чтобы держать оборону, но сквозь них невозможно было разглядеть, что происходит внутри. Итак, у Торна был всего один путь в хижину.
Присев на обрыве холма, он изучал обстановку холодным, бесстрастным взглядом. Он уже знал, что делать. Иного выбора нет: нужно проникнуть внутрь через дверь. И действовать без промедления…
Анджела Торн растерла запястья и огляделась.
В противоположном конце помещения по обеим сторонам стояли широкие двухъярусные нары, на которых валялись скомканные грязные одеяла. У стены лежала перевернутая скамейка, повсюду были разбросаны драные сапоги, обрывки уздечек и прочая дребедень. Воздух был спертый и тяжело отдавал потом.
Фрейзер нагнулся к очагу и начал разогревать бобы в засаленном горшке. Дейв Оттен, смуглый красавчик с черными как смоль волосами, которые свисали на глаза, стянул ботинки и, ухмыляясь Анджеле в лицо, завалился на ближайшую койку, закинув руки за голову.
Это Дейв попытался ее сграбастать, когда она отказалась отвечать на его недвусмысленные знаки внимания, и Фред Барлоу отпихнул его руку.
Кто-то из спутников Дейва сшиб Барлоу с ног, и они стали его пинать. Дейв оставил ее и подключился к избиению. Расправа была неспешной, методичной, предельно жестокой. Эд Хантер прибежал на крик Анджелы, но тут же развернулся и бросился в сторону конюшни… Бен Оттен подошел к двери, поднял револьвер и, тщательно прицелившись, спустил курок.
Потом он вышел и спустя мгновение раздался еще один выстрел.
К тому времени жизнь уже покинула распростертое на полу тело Барлоу; на месте его лица было сплошное кровавое месиво.
Они насильно усадили ее в седло. Дверь станции была приоткрыта, и Анджела видела, как двое из них выгребли золу из печи и стали разбрасывать ее ногами по всему полу, загоняя под шторы. Когда Джуд выгнал лошадей из конюшни, крыша здания, несмотря на дождь, вспыхнула, словно факел. По пути к своему коню Джуд поднял головешку и швырнул в дилижанс.
Глядя на зарево, Дейв смеялся. Он продолжал посмеиваться, когда они уже встали на тропу, ведущую в горы.
Теперь Бен Оттен неспешно скручивал сигарету, глядя на брата, вытянувшегося на нарах.
— Дейв, — медленно проговорил он, — как рассветет, седлай лошадей. Надо отсюда смываться.
Дейв приподнялся на локте.
— К чему, Бен? — запротестовал он. — Кому придет в голову, что это наших рук дело? А хоть бы кто и догадался: тут ведь ничего не докажешь.