Молли нравилась такая жизнь. Ей было приятно находиться в центре внимания, видеть, с каким почтением к ней относятся окружающие. Теперь ей было трудно даже представить, что на свете существует и какая-то иная жизнь. Как легко жить, когда все тебя обожают! И чем глубже погружалась Молли в этот водоворот удовольствий, тем больше проникалась мыслью, что она этого заслуживает. Мало того, ей начало казаться, что люди восхищаются ею не только потому, что она их загипнотизировала «Наверное, во мне и в самом деле есть что-то звездное, — думала она. — А эти деревенщины в Хардвикском приюте были просто слишком неотесанными, чтобы заметить это».
Через две недели, после усердных многочасовых репетиций, состоялась премьера новой постановки «Звезд на Марсе». Розовая неоновая реклама на фасаде театра немного изменилась. Теперь она гласила:
«Звезды на Марсе»
В ролях:
Молли Мун и собачка Петулька
Молли сидела в своей гримерной, прижимая к груди Петульку, и страшно волновалась. И девочка, и собака были одеты в серебристые скафандры космических десантников. Лицо Молли скрывалось под толстым слоем грима, чтобы кожа не блестела в ярком свете софитов. Глаза были подведены черной тушью, чтобы казаться больше, а щеки припудрены золотистыми блестками. Петулька была тщательно причесана, ее шерстка, как и волосы Молли, была усыпана сверкающей
пудрой. Рядом на длинной перекладине висели другие наряды — легкие космические комбинезоны и расшитые блестками костюмы для танца. Повсюду, где оставался хоть клочок свободного места, стояли вазы с цветами — подарками многочисленных поклонников. В дверь постучали, заглянула обеспокоенная Рикси:
— Молли, занавес через двадцать минут. Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо, — соврала Молли.
— Желаю удачи, девочка, хоть тебе она и не понадобится, ты и так звезда, Молли, сияющая звезда, и сегодня все в этом убедятся. Сегодня весь Нью-Йорк будет у твоих ног!
— Спасибо, — повторила Молли, и у нее засосало под ложечкой. Рикси исчезла.
— Ох, Боже мой, Петулька, что же я наделала? — простонала Молли. Теперь, когда до выхода на сцену оставалось всего двадцать минут, она горько раскаивалась в своей затее и спрашивала себя: как ей только могла прийти в голову мысль участвовать в бродвейском мюзикле?! Теперь эта идея уже не казалась ей такой заманчивой. Сейчас она боялась в тысячу раз сильнее, чем перед конкурсом талантов в Брайерсвилле. Публика здесь совсем другая. В зрительном зале сидят придирчивые нью-йоркцы, готовые освистать любого артиста. Зрители будут настроены скептически, недоверчиво, агрессивно, их трудно, очень трудно удивить… и намного, намного труднее загипнотизировать. Молли вспомнила, как нелегко было одолеть Дивину. А что если среди публики окажется опытный гипнотизер? Например, один из тех гипнотерапевтов, которые помогают людям бросить курить. Молли постаралась взять себя в руки. Что за глупые мысли лезут в голову? Разумеется, она будет гораздо сильнее их. Оставалось только надеяться, что ей поможет новая сцена, с новыми декорациями, которую по ее специальному настоянию добавили в самое начало спектакля.
— Занавес через пятнадцать минут, — объявил распорядитель.
Молли достала из кармана свой маятник и всмотрелась в черную спираль.
— Получится, получится, должно получиться! — снова и снова твердила себе девочка Поцеловав маятник на счастье, она сунула его обратно в карман комбинезона Молли и Петулька прошли по коридору и поднялись по лестнице к боковому выходу на сцену. Из-за занавеса доносился гул переполненного зрительного зала. У Молли вспотели ладони, сердце отчаянно колотилось.
— Удачи, удачи тебе, — говорили все вокруг. Она вышла на сцену и заняла свое место в кабине космического корабля, готового к старту. — Десять минут до занавеса, — шепнул кто-то. У Молли подвело живот. Она никак не могла сосредоточиться.
Оркестр заиграл увертюру — попурри из лучших песен мюзикла Публика притихла, слушая. Молли съежилась. Голова стала пустой, как набитый ватой мешок.
— Ну же, Молли, напрягись, у тебя все получиться, — сказала она себе тихим дрожащим голоском
Увертюра закончилась, и, хотя Молли горячо желала, чтобы время остановилось, спектакль все же начался. Под барабанную дробь занавес с шелестом поднялся.
Публика затаила дыхание. Тысячи глаз впились в Молли Мун. Кукушка. Вот она, новая звезда Бродвея, сидит в кабине огромного космического корабля и поглаживает примостившуюся рядом собачку Петульку.
Из динамиков загрохотал механический голос
— Наземный центр управления — майору Уилбуру. Слышите меня? Вы готовы к старту?
— Готов, — ответил майор Уилбур.
И вдруг, очень медленно, с потолка начало спускаться огромное стекло.
Это и была новая сцена, добавленная Молли. Перед ракетой установили не простую раму, а специальное, необыкновенно мощное увеличительное стекло, которое театр за огромные деньги заказал в НАСА — американском космическом агентстве. Сквозь него Молли казалась публике настоящей великаншей. А самой сильной частью увеличительного стекла была его середина, и, когда Молли приблизилась к ней, ее закрытые до сих пор глаза стали больше в восемьдесят раз.
Сцена выглядела эффектно, и по залу прокатился одобрительный шепот. Искушенным нью-йоркским зрителям спектакль нравился, они расслабленно откинулись в мягких креслах и смотрели, как сцена постепенно погружается в темноту: только на закрытых глазах Молли играл луч прожектора
— Десять, — начался обратный отсчет в громкоговорителе. — Девять… восемь…
— Двигатели включены, — сообщил майор Уилбур.
— Семь, шесть… пять… — отсчитывала Земля.
— Есть зажигание, — сказал майор.
— Четыре… три… два… один. Старт!
По залу прокатился грохот. Вокруг кабины вспыхнули оранжевые огни, изображавшие пламя двигателей, и в тот же миг глаза Молли, огромные, как экраны самых больших телевизоров, распахнулись. В последний миг Молли сумела сосредоточиться, и ее увеличенные в десятки раз глаза пробегали по зрительному залу, как лучи лазеров. Во всем зале, от партера до галерки, люди смотрели в глаза Молли, и странная неодолимая сила притягивала их, всасывая в гипнотический круговорот ее взгляда.
Молли показалось, что воздух наполнился электрическими разрядами, они щекотали ее от корней волос до кончиков пальцев. Это и было то самое, уже хорошо знакомое ей чувство слияния, только увеличенное в громадном масштабе зрительного зала. Молли медленно обвела взглядом театр, заглядывая в самые дальние уголки, и вернулась в первые ряды партера. Чувство слияния становилось все сильнее и сильнее, и внезапно страх куда-то исчез, словно испарился. Молли ощущала в себе необычайную силу, она была уверена, что сумела добраться до каждого, кто сидел в зале, и знала, что билетерам строго-настрого велено не впускать опоздавших. Ей ничто не угрожало.