– Тебе объяснили, зачем устроили спектакль с просмотром?
– Нет, – глотала слезы Альбина. Одно воспоминание об эксперименте в подъезде вызывало отвращение, словно ее дерьмом облили. – Думаю, меня с кем-то сравнивали… то есть женщина наверху должна была меня… узнать, наверное.
– А куда тебя привезли?
– Не знаю. Я никогда там не была.
– И улицы не знаешь?
– Улицу? А, мы ехали по Камчатской, потом свернули в один из дворов пятиэтажек…
– Я понял, что это за подъезд. Там задушили домработницу отца.
– Задушили?! – ужаснулась Альбина. – И Мокрицкая думала, это я?!
– Черт ее знает, что она там себе надумала. Дура.
– Кто? Я? – обалдела Альбина, округлив глаза. Вот-те на: не успели пройти конфетно-букетный период, а уже дура.
– Не ты, успокойся. – Роман подсел к ней, обнял за плечи и поцеловал в шею. – Мокрицкая дура. С большими претензиями на полноценного мужика.
– Ты несправедлив, она эффектная женщина.
– Я не внешность имел в виду. А ты? – слегка потряс он ее за плечи. – Ты почему позволила обращаться с собой, как с уголовницей? Почему не потребовала объяснений: на каком основании тебя везут неизвестно куда? Ты же образованный и взрослый человек.
– Не знаю, как это получилось, – оправдывалась она, хлюпая носом. – Эта женщина… Мокрицкая… она меня зомбировала.
– Тебя так легко загипнотизировать? – шутливо удивился Роман.
– Конечно. Тебе это удалось тоже, раз я переселилась к тебе после третьей встречи. Роман, что теперь будет?
– Не бойся. Тебя отпустили? Значит, женщина не опознала, ты из подозреваемых выбыла.
– А что, могли не отпустить?
– Могли. И я, не застав тебя здесь, нехорошо подумал бы о тебе. Запомни: в таких случаях хотя бы мне звони.
– А если б женщина ошиблась? Если б ей показалось, что это я приходила в тот подъезд? Ведь там темно, она стояла наверху, что оттуда увидишь?
– Выбрось из головы сегодняшний инцидент, он прошел и ладно. Но Мокрицкая… Мое первое впечатление не обмануло меня. Ложись-ка в постель, я согрею молока, это неплохое снотворное, главное, безвредное.
Альбина улеглась, почувствовав некоторое облегчение, тут-то и позвонил отец Романа.
– Почему он сошел с ума? – забеспокоилась она. – Что-то еще случилось?
Но звякнула микроволновая печь, Роман ушел на кухню, вернулся с чашкой молока на блюдце:
– Пей.
– Ты не ответил: что еще случилось?
– Да это я так, к слову, – нашелся он, не желая говорить, как обдерет родного папу. Альбина неправильно поймет.
Когда она выпила молоко и улеглась, он забрал чашку, но не понес ее на кухню, а поставил на стол в комнате. Затем из шкафа достал травматический пистолет и положил его в кейс.
Кристине не спалось, она ворочалась, сопела, вздыхала, не давая крепко заснуть Толику.
– Выпей двадцать граммов коньяку, – сонно посоветовал он.
– Сопьюсь.
– Такие, как ты, не спиваются.
– Какие – такие?
– Харизматики.
– Звучит, как маразматики.
– Харизматические личности в некотором роде маразматики и есть.
– Спасибо за диагноз. Спи, я пошла пить.
На кухне она действительно налила коньяку полную рюмку, забралась на стул с ногами, вдруг:
– В этой рюмке семьдесят граммов, а не двадцать.
– Проверять пришел?
– Нет, пить вместе с тобой. – Толик поставил еще одну рюмку, налил. Выпили, не чокаясь, Кристина взяла яблоко и молча ела, он зажевал ломтиком лимона, морщась от кислятины. – У русского человека лекарство от всех болезней одно: сорок градусов. Какая у тебя болезнь? Кайся.
– Тимка наехал на меня, – пожаловалась Кристина.
– Наехал? И остался жив?
– Да ну тебя… – обиделась жена. – Достань лучше мясо из холодильника, я теперь есть хочу.
Толик нарезал отварную говядину, Кристина взяла кусок, рвала его зубами и угрюмо жевала, глядя в одну точку.
– Раз Тима наехал, то ты наломала дров, – сделал он вывод.
– Немножко, – призналась она, но не очень-то раскаивалась, ее что-то другое беспокоило. – Видишь ли, у меня выработалось правило: появляется подозреваемый, его надо брать внезапно и тут же создавать условия, при которых он расколется.
Гладя ее по головке, как непослушную девочку, Толик приговаривал:
– Это плохое правило. Оно не исключает ошибок…
Кристина отвела его руку, одновременно возразила:
– Зато путем отсева иногда удается в кратчайший срок выйти на преступника, в нашем случае время важный фактор.
– Не кипятись, а то понадобится еще семьдесят граммов. Значит, ты кого-то колола, а Тимке это не понравилось.
– Примерно.
– И кого колола?
– Прекрасную художницу, возлюбленную Жало-сына. Не ухмыляйся, она на самом деле красивая, типаж западноевропейский, будто с экрана сошла. Но я не знаю, как работать с Тимофеем, он же взбунтовался. А мне кажется, теперь Романа надо потрясти.
– А чего это у тебя такие крайности? То любовница Романа, то он сам.
– Так складываются обстоятельства, состоящие из мотивов, поступков, фактов, улик. Правда, улик как раз и нет… но есть мотив. Роман с отцом на ножах из-за Евы, а она беременна. Сынок узнал о беременности за неделю до пропажи Евы, которая вышла от Альбины и вдруг исчезла. Не прошло и недели, а Роман закрутил роман с Альбиной, до этого они не знали друг друга, она живет у него. Убита домработница, к ней в ночь убийства приходили три парня и одна женщина. Роман нанял следопыта последить за бывшим другом Евы, о чем знала Альбина. Следопыт убит. Теперь понимаешь, почему эта парочка меня волнует?
– Не-а, ничего я не понял, кроме того, что ты подозреваешь обоих.
– Да, подозреваю. У меня ощущение, что кто-то из них работает, подставляя своего партнера. Поскольку наша свидетельница не опознала Альбину, то, возможно, хитрит Роман. Но не исключено, что они вместе водят нас за нос.
На ее заявление Толик рассмеялся:
– И он же украл сестру? Извини, это… бред.
– Дорогой мой, ты не знаешь современный преступный мир, а он претерпел изменения, вернее, сознание людей изменилось. То, что казалось раньше невозможным, становится нормой. Не удивлюсь, если завтра мы найдем труп Эдгара, бывшего дружка Евы. Тогда я этого Романа…
– Все же, Кристина, воспользуйся моим добрым советом: попробуй изменить правила – и договоришься с Тимкой.