— М‑да, наше следствие зашло в тупик. Давай все же не показываться Стрижу с Наговицыным, наших ребят они оба не знают, им КПЗ не грозит. Знаешь, мне не хочется провести на нарах и сутки, я не люблю антисанитарию. Будем наезжать к ребятам, а в свободное время подумаем, что предпринять, когда найдем логово, где держат Светлану. Нужно же быть готовым, а? Между прочим! — приостановился Михаил, но руку с плеч Захара не убрал. — Есть способ выяснить, в каком доме держат твоего Светлячка.
— Какой? — загорелись глаза у Захара.
— Стриж и Наговицын. Они тоже будут наезжать в тот район, присматриваться к определенному месту.
— Точно! Берем их под наблюдение?
На том и порешили.
Кажется, Светлана просчитала, чего хочет Родион — денег, которые не ему принадлежат, но вряд ли они принадлежат и Лизе, разве что достанутся после смерти ее отца… Девушку охватил озноб. Неужели цель Роди — отец жены? Поэтому он заставил Светлану копировать подпись Лизы? Дурак, графологическая экспертиза определит не только чужую руку, но и то, что писал левша правой рукой. Хотя до экспертизы дело вряд ли дойдет, Родион в подлости превзошел всех известных истории негодяев и сумеет выйти победителем. Итак, сначала папа, потом Светлана получит наследство, поставит нужные подписи и… его план осуществлен.
Да, ночь прошла небезрезультатно. Помимо расчетов, Светлана обдумывала свой собственный план спасения, а он вырисовывался рисковый. Отсюда не убежишь, за ней присмотр, как в образцовой тюрьме, откуда заключенные не сбегали в течение ста лет. Значит, этот вариант и обдумывать не стоило. Захару не удалось отправить сообщение, он, получив обрывок, конечно, мечется по городу, поднимает милицию, но на спасение рассчитывать не приходится, так как ни названия улицы, ни номера дома написать не удалось.
Остался один выход — открыться Всеволоду Федоровичу. Не ошибиться бы в очередной раз. Он человек в возрасте, а ну как новость убьет его? Тогда Светлана в гроб ляжет вместе с ним. Подготовить старика психологически она не в состоянии, для этого нужно обладать бесценным даром речи (действительно, дар бесценный, Светлана на себе проверила), а говорить она не может. И еще: как он воспримет новость в первый же миг? Что сделает? Не продаст ли себя и ее, да и поверит ли? Вдруг примет доченьку за сумасшедшую и кинется к Роди, мол, пора спасать девочку? Нет, нельзя.
Метод исключения привел к его секретарям, но на кого опереться? Вообще‑то такой человек, как Всеволод Федорович, в доверенные лица людей с улицы не возьмет, он их наверняка проверял неоднократно. К тому же платит им немало, значит, они будут блюсти его интересы. Так Эндрю или Виталий?
Светлана более пристально понаблюдала за ними за завтраком, потом за ужином — обедали они в ресторане, Всеволод Федорович вместе со всеми. Одну общую черту заметила она в секретарях: непроницаемы. И непроницаемость не показная, скорее это их способ существования в присутствии чужих людей. Оба вежливы, немножко чопорны, доброжелательны, сдержанны, но это внешняя маска, так называемые маленькие детали к чертам характера. Каковы б они ни были, а довериться придется одному из них, тут либо пан, либо пропал, другого не дано. Кому же? А главное — как? В ее случае на ушко не шепнешь.
Да, есть авторучка и бумага — когда и где писать? Ведь Светлану наедине с гостями не оставляют, обязательно кто‑нибудь портит интерьер своей образиной. Можно было бы написать записку у себя в комнате, потом украдкой передать ее, но Светлана этот ход исключила. Она догадалась, что за ней ведут наблюдение, поэтому яга Кира Львовна знает с точностью до секунды, когда пленница поднялась с постели и вышла из душа, когда поела. А как еще они узнают, когда Светлана бездельничает? Но если весь дом снабжен видеокамерами? Надо их поискать.
У людей, занятых одним делом, бывают очень разные взгляды на одну и ту же работу. Стриж это неплохо усвоил, потому выработал тактику, прежде чем отправиться в отделение за сведениями о Филиппе. Ну а если честно, то он сам насторожился б, услышав от чужака просьбу показать дело. Хотя «чужак» звучит условно, практически все друг друга знают, конечно, когда у «всех» стаж работы солидный. Стриж рванул к тому кадру, который кинул в помощь Лисовскому неоперившегося пацана, тем самым сбросил с себя груз ответственности. Так ведь пропал бесследно — дело бесперспективное, тысячи людей так и не находятся после того, как они ушли из дома и не вернулись. Те же девчонки из ангара ВиВа для родных пропали, а если б их увезли, то пропали бы навечно.
— Собственно, дела‑то и нет, — начал увиливать приятель Лисовского. — Ну, собрали кое‑какие показания, да ничего не помогло отыскать парня. Таких случаев миллион, — оправдался он. — А что такое?
— У меня по одной бабе он проходит, — сказал Стриж с интонацией, будто все ему осточертело.
— Так и у нас что‑то там с бабой связано. Связь не доказана.
— У вас другая баба, меня она, если честно, не колышет. Мне бы почитать показания тех, кто последний раз его видел. Кстати, может, к моей подследственной Филипп Лисовский никакого отношения не имеет, за уточнением я и пожаловал. Не обидь, вдруг и я тебе пригожусь.
Взаимовыручка тоже не последняя вещь, Стриж знал, на что давить, и получил папку, которую листал в присутствии следователя и приятеля Лисовского. Между прочим, последний был из начальствующих лиц, правда, мелких. Оба заметно скучали. Заявление старшего Лисовского прочел бегло.
— Что там по клинике? — вяло поинтересовался начальник.
— Глухо, насколько я в курсе, — ответил следователь. — Прокуратура занимается убийствами.
— Но бегают‑то наши опера.
— Что за убийства? — осведомился Стриж, не отрываясь от показаний.
— А ты не слышал? — изумленно поднял брови начальник. — В частной клинике ночью застрелили доктора и санитара. Клиника еще не открылась, но трупы уже есть.
— Что же они делали ночью в клинике, которая не открылась?
— Хрен их знает, — пожал плечами начальник. — Главное, ни доктор, ни санитар не должны были там находиться ночью, больных‑то еще нет. А нашумели, а раздули! Из Москвы прилетали корреспонденты… ну, передачи про криминал делают. Снимали. Что снимать, когда ничего не ясно? Прочел?
— М‑да, спасибо, — кинул папку на стол Стриж. — К сожалению, информации с гулькин нос. Я запишу фамилии официантки и вышибалы?
— Да пиши, пиши, — разрешил тот. — Все равно Лисовского Филиппа ни вы, ни мы не найдем.
— Я ж не его ищу. Женщину.
— А… — понимающе протянул начальник. — Блондинку?
— Угадал, — рассмеялся Стриж.
— Не найдешь, — лишил его начальник надежды. — Вопреки общепринятому мнению, блондинки не дуры, а коварные, хитрые, предприимчивые. И злющие. Ты слушай, слушай, у меня дома три блондинки, знаю, о чем говорю. Если попутно обнаружишь молодого Лисовского, живого или в состоянии разложившегося трупа, звякни мне.