– Дайте мне пистолет! Я сама пойду…
Рыков грубо схватил ее за локоть и потащил к воротам, шипя:
– Заткнись, чертова баба! – Выбравшись за ворота, он напустился на Мишу и Сергея: – Я что приказывал? Не могли вдвоем удержать одну бабу?
– Да пошел ты! – вырвала локоть Долли.
– Ага, попробуй, удержи ее, – хмыкнул Сергей. – Она же, как бронетранспортер прет вперед! Никакой силой не удержишь.
– Чуть все не испортила! – едва не врезал ей Рыков.
– Тихо, тихо! – поднял вверх руки Миша. – Давайте мирно… Что там?
– Бесшумно не войдем, – махнул рукой Дима. – И с шумом не войдем.
– Если Нина жива, нам нельзя шуметь ни при каких обстоятельствах, – сказал Рыков. – Мы должны проникнуть в дом тихо.
– Как ты проникнешь? Это невозможно, – сказал Дима.
– Неужели ничего нельзя сделать? – взвыла Долли. – Придумайте что-нибудь, умоляю! А хотите, я постучусь? Скажу, что соседка, что мне… нужен лук. Я варю…
– В два ночи ты варишь суп! – хмыкнул Сергей. – Убедительно.
– Тогда следует взорвать вход! – прорычала Долли.
– У нас нет гранат, – спокойно сказал Рыков, ибо ее состояние и бредовые идеи вполне были оправданны: она стремилась спасти подругу.
– Да что же это! – воскликнула она. – Вы органы, а оружия у вас нет! Одни пукалки какие-то! Черт знает что! Я Нинке говорила, что на мужиков сейчас надеяться нельзя! Не послушалась меня! Ой, мамочка, что же там с ней сделали…
– Долька, замолчи, – прервал ее Миша. – Есть один способ попасть в дом. Через окно. Форточку открыть не составит особого труда, я еще в прошлый раз присмотрелся.
– Не пролезем через решетки, – заверил Дима.
– Мы не пролезем, – согласился Миша. – Славка пролезет.
Наступила пауза. Все задумались: насколько это возможно и насколько опасно для мальчика. Чувствуя, что вариант действительно единственный, что все с этим внутренне согласны, но не признаются, Миша продолжил убеждать:
– Он влезет внутрь и откроет нам входную дверь. Больше мы никак не попадем туда. Решайте быстрее, время!
– А если тот появится как раз тогда, когда пацан будет открывать дверь? – просчитывал худший вариант Дима.
– Будем следить через окна за лестницей. Только он появится, поработаем… пукалками, как сказала Долли.
– Как это? – не поняла она. – Убивать будете?!
– Серега, беги быстро и привези парня, – приказал Рыков. – Но не подъезжай сюда, а то он услышит шум мотора, насторожится.
– Есть, – отозвался Сергей уже на бегу.
Рыков повернулся к Долли и свирепо прошипел:
– А ты стой здесь. Если приблизишься к даче, я застрелю тебя, поняла? Михаил, Дима, идемте. Выберем окно.
Внезапно хлынул ливень…
Шум ливня заглушил все звуки. Нина не видела, но знала, кто вошел. Она это почувствовала: открылась дверь, и он вошел. Его шаги услышала, когда он был уже в мансарде. Значит, незримую и неслышимую смерть легко распознать. Как бы она ни таилась, как бы ни декорировала себя ливнями и ветрами, а замаскироваться ей не удается, она чувствуется. А он прошел мимо, раздался щелчок выключателя, в мансарде загорелся тусклый свет старого торшера. Щелчок врезался в сердце Нины, будто туда попала игла. Она закрыла веки, потому что ждала… Странно, неужели жизнь оборвется сейчас? И как это будет? Долго или быстро? Больно? Наверное, да…
Шаги приблизились к ней. Вот, сейчас…
Но не последовало ни выстрела, ни удара ножом. Он стянул с Нины два матраца, теперь она видела, что лежала на матрацах, отсюда запах затхлости. Затем он взялся за веревки, опутывающие тело Нины, и резко усадил ее. Она застонала – боль пронзила голову. И опять тошнота… и веревки резали тело…
– Не задохнулась? – проскрипел он, вынимая кляп. Кажется, он был недоволен, что она не задохнулась. – Можешь кричать, если хочешь, тебя никто не услышит. В это время года здесь никого не бывает поблизости.
Не убил! Нина открыла глаза, увидела его спину. Он тяжело опустился в пластиковое кресло напротив, но остался в тени, словно спрятался. Нина получила возможность дышать свободно, вдыхала воздух, проглатывая тошноту. Он молчал. Только ветер гудел за стенами дачи, завывал и бросал на окошко мансарды потоки ливня. Его лица Нина практически не видела, чтобы определить, в каком он настроении. А собственно, какое настроение может быть у убийцы? Что же ему нужно? Почему не убил сразу? Хотя все равно нет никакой надежды, что она останется жива. Во рту было страшно сухо, от грязной тряпки на зубах скрипели песчинки.
– Я хочу пить, – едва слышно выговорила Нина.
Он проявил великодушие, встал и поднес к ее губам плоскую, стальную фляжку. Нина сделала два глотка, это был коньяк, который сразу обжег рот и горло. Коньяк не утолил жажды, напротив, прибавил, но почти сразу грудь обдало теплом, слегка уменьшилась боль в голове. Нина переждала жжение в желудке и подняла глаза. Почему он молчит? В одном Нина не сомневалась: он пришел ее убить. Почему же не сделал этого раньше, когда она потеряла сознание? Ведь Нина полностью отключилась, ударившись головой. Да и куда легче умирать в бессознательном состоянии. Что же ему помешало? Значит, чего-то хочет от нее. Чего же от нее можно хотеть? А он молчит. И лица не видно. И невыносимо ждать. Губы плохо слушались, но Нина произнесла:
– Что нужно?
– Торопишься? – отозвался он из тени. – Куда?
– Уж куда-нибудь, – неслышно пробормотала она, пошевелив плечами. Ей было неудобно сидеть, веревки перетянули тело, отчего боль становилась все сильнее. – Мне больно. Нельзя ли развязать?.. Я не убегу…
– Потерпи.
Он снова замолчал. Нина подумала, что пока он молчит и не двигается, она живет. Впрочем, сколько бы он ни молчал, конец будет один. Ей никто не поможет… Поможет? А куда делись Рыков, Долли, Мишка? Почему не разыскивают ее, не устраивают облаву на этот дом? Где Славка?
– Где все? – спросила она, не выдержав паузы. – Где мой сын?
– Сын? – усмехнулся он. – Его забрала твоя подруга. А все гости разъехались. Давно. Подумали, что и ты ушла, никого не предупредив. Мы одни здесь, совсем одни.
«Совсем одни, – думала Нина с ужасом. Она полностью пришла в себя, трезво оценила ситуацию. – Боже мой, неужели мне никто-никто не поможет? Как же так! А «жучок»? Я не могла говорить, но сейчас же говорю. Почему они не идут мне на помощь?» Глаза затуманились, и из глаз хлынули слезы. Он это заметил:
– Плачешь? Ты сама виновата, слишком далеко зашла. А я дал тебе шанс…
– Я плачу от боли. Веревки впились в тело. Ну, хоть немного…
Нина не договорила, осеклась, потому что он встал. Когда выступил из тени, в его левой руке блеснул нож… Нина хотела закричать, молить его не убивать ее, но удушье перекрыло горло, она только нечленораздельно прохрипела.