– Чем обязан? Признаюсь, я удивлен и смущен… Вы не боитесь за свою репутацию?
– Не думаю, что вы станете рассказывать всякому встречному, как графиня Ростовцева навестила вас в вашей комнате!
– В этом доме и помимо меня найдется, кому рассказать об этом. Коль у вас действительно ко мне дело, не соблаговолите ли перейти в одну из гостиных? Мне бы не хотелось, чтоб вы безвинно пострадали.
Безрассудность была не лучшей чертой ее натуры, главное – вовремя опомниться, что и сделала Марго:
– Пожалуй, вы правы. – Идя по коридору, она не могла не проявить интереса к его перевязанной голове: – Почему вы с повязкой?
– Напали разбойники, когда я гулял поздно вечером. Не беспокойтесь, сударыня, я не очень сильно пострадал. Мне крайне любопытно, что заставило графиню Ростовцеву приехать ко мне?
– Должна предупредить вас, князь, что речь пойдет о весьма необычном явлении. Могу ли я рассчитывать на молчание с вашей стороны?
– Разумеется, сударыня. Прошу вас, – открыл он перед нею дверь.
Очутившись в гостиной, в которой преобладали белый и салатный цвета, отчего она всегда казалась светлой и праздничной, Виктóр заметил:
– Вы взволнованны?
– Совершенно верно, – не стала лукавить она. – Мне трудно будет говорить с вами… именно с вами… как и вам со мной. Не принимайте мой визит за чрезмерное любопытство.
– Да что же случилось, мадам?
Встретив его взгляд, слегка насмешливый и даже надменный (Виктóр быстро справился с собой, в отличие от нее), она пожалела, что вызвалась лично поговорить с ним. Зыбину это удалось бы куда лучше, если б не одно обстоятельство. Виссарион Фомич не желал огласки до поры до времени, а когда сам начальник следственных дел интересуется частной жизнью аристократов, то это неспроста: уж его-то визит точно дал бы повод к разного рода толкам и вызвал бы нездоровый ажиотаж. Нет-нет, Марго не должна подвести Зыбина, не должна разочаровать его, и в то же время она просто припугнет его персоной Виктóра, ежели сие понадобится. Обнадеживало ее несколько лишь то, что репутация князя, в общем-то, была почти безупречной, как и его внешность. Про себя Марго недоумевала: почему Элиза отказалась от него?
– Случилось, – потупилась она. – Только не смейтесь.
– Не имею привычки высмеивать дам. Я весь внимание.
– Речь пойдет о… вашей невесте, Элизе…
– Элизе?!
Виктóр заметно переменился в лице и мгновенно посерьезнел, если не сказать – потемнел, а возможно, и замкнулся. Кажется, тема эта была ему крайне неприятна. Но делать было нечего, и Марго продолжила:
– Видите ли, Виктóр, старая нянька Ростовцевых утверждает, будто не так давно глубокой ночью она видела Элизу, якобы приходившую в дом. Это было бы смешно – мало ли что там старухе привиделось сослепу… но в ту же ночь и сторож якобы видел девушку: она открыла парадную дверь ключами и вошла. Сторож испугался и убежал, а няня упала в обморок. Два человека свидетельствуют в один голос, будто в дом приходила именно Элиза, а не похожая на нее девушка. Разве сие не странно? Разве этого не достаточно, чтобы попытаться выяснить, кто и ради чего устроил сие представление?
Она умолчала о краже и о сходном событии в имении Загурских, ведь неизвестно, как развернутся события, и если Элиза действительно жива, то на нее не должна упасть порочная тень репутации воровки, а может, и чего похуже. Тем временем князь Виктóр в замешательстве обхватил подбородок ладонью, потирая указательным пальцем щеку, и крепко о чем-то задумался. Вопреки ее ожиданиям, он не зашелся от хохота, и это придало Марго смелости, так что она решила немного приоткрыть карты:
– Рада, что вы понимаете наше беспокойство. Как только я допросила слуг, тотчас отправилась к господину Зыбину Виссариону Фомичу, и он любезно согласился помочь мне во всем разобраться, но, думаю… он не придал значения сему случаю.
– А от меня чего вы хотите?
– Виктóр, мне стало известно, что перед смертью у вас с Элизой произошла размолвка. Скажите мне, из-за чего? Это очень важно! Ежели вы не хотите со мной откровенничать, то окажите честь поговорить с Виссарионом Фомичем.
– Не стоит: я вам скажу. Элиза просила меня расторгнуть нашу помолвку.
– Она осмелилась просить вас о расторжении помолвки? Но почему?
– Сказала, что она не любит меня и никогда не полюбит.
– Это не причина. – Марго хотела услышать правду, которую, как ей представлялось, князь знал. – Во всяком случае, недостаточно веская, чтобы ослушаться воли родителей. Надеюсь, вы потребовали у нее каких-то объяснений?
– Требовал. Она просила меня простить ее, когда же я отказался расторгнуть помолвку, Элиза расплакалась и убежала. Признаюсь, я потом винил себя в ее смерти, думал, она приняла какой-то неизвестный нашим докторам яд и умерла.
– Хм, яд? – усмехнулась Марго. – Интересно, где бы она его взяла? А теперь вы не вините себя? Значит, еще что-то произошло?
– Произошло, сударыня! Сейчас очень модная тема в салонах – это призраки, магия, колдовство, спиритизм…
– Да? – она заставила себя рассмеяться. – В свете уже исчерпаны все прочие сплетни?
– Я тоже поначалу посмеялся над сею дремучестью, но – мнения меняются. В салоны приглашаются всяческого рода ведуны и колдуны, демонстрирующие различные чудеса, а началось все со слухов о господине Загурском, местном помещике.
– Что же это за слухи? – якобы не придала значения его словам Марго, это был неплохой способ заставить собеседника привести какие-то доказательства сему заявлению.
– Не так давно Загурский скоропостижно скончался от неизвестной болезни, но вдруг… Внимательно следите за моим повествованием (она и так ловила каждое его слово). И вдруг к доктору обратилась одна известная особа… как бы сказать, чтобы не оскорбить ваш слух… женщина свободных нравов.
– Содержанка, – догадалась Марго.
– Именно. Эта женщина, которая по роду своих занятий выбирает состоятельных мужчин, предпочла прочим небогатого Загурского. Вот что значит любовь, сударыня, она неподвластна чувству корысти! Итак, женщина обращается к доктору с жалобой на помрачение рассудка. Ей привиделось, будто ночью к ней приходил покойный Загурский, в дом не попал, но – пытался. Он якобы ходил полночи вокруг дома, заглядывал в окна, стучался и звал по имени свою любовницу. С ее же слов, его видела и единственная ее служанка, которая от пережитого ужаса даже перестала говорить, так что подтвердить она ничего не сможет.
– Я их понимаю…
– А доктор поставил диагноз служанке: истерия. Но ведь и жена Загурского обратилась к другому доктору с той же напастью, и он, уже наслышавшись о сем престранном явлении покойного, посовещался с коллегами. Те озадачились: ведь сразу две эти женщины, ранее не встречавшиеся, живущие далеко друг от друга, утверждали, будто покойный Загурский приходил к ним, как вполне живой человек! Безусловно, врачебная тайна священна, но как тут им было не поделиться сей странной новостью со своими домашними, друзьями? Думаю, докторам самим захотелось понять, что это было, но вся их наука оказалась бессильной. Таким образом, слухи докатились и до салонов…