Подошла Дарья и мягко, вкрадчиво пропела:
– Однокурсница?.. Ну-ну… Впрочем, возможно, и однокурсница… в том числе…
Надя дернулась, отстранилась, хотела послать Дарью подальше, но язык словно к небу прилип.
Дверь кабинета Грозовского распахнулась, едва не ударив Надежду по носу, вывалился Дима в обнимку с Натальей и, что-то шепча ей на ухо, пошел к выходу.
Интересно, если бы она, Надя, погибла вчера, он сегодня точно так же целовал бы и обнимал однокурсницу?..
– Да не расстраивайся ты так, – легко толкнула ее в плечо Дарья. – Ерунда все это. Привыкнешь.
– Ты о чем? – посмотрела на нее в упор Надежда. – Если о своих художествах, то у нас вахтер в общежитии лучше рисовал. В сортире место твоим художествам.
И все-таки, несмотря на неожиданное хамство Кудряшовой, день определенно удался. Вернее, именно потому, что день удался, Кудряшова и нахамила.
Дарья довольно потянулась, глядя вслед Надежде, и пошла на ресепшн – кофе попить, с девчонками поболтать, – сегодня можно уже и расслабиться.
У стойки ресепшн маялась какая-то плохо одетая девица.
– Простите, пожалуйста, – промямлила она, обращаясь к охраннику, – это агентство «Солнечный ветер»?
Охранник молча кивнул.
«О господи, очередной самородок из Мухосранска, что ли?» – всерьез озаботилась Дарья, рассматривая стоптанные туфли девицы и видавшую виды сумку.
– А вам кого? – высокомерно поинтересовалась Даша у предполагаемого самородка.
– Вы не подскажете, как мне Громову найти? Ольгу Громову.
– А зачем она вам?
– Вы ее знаете, да? – обрадовалась девчонка.
– Предположим, знаю.
Может, не следовало признаваться? Сейчас Громова возьмет эту замухрышку под свое крылышко и…
Девчонка вцепилась в ее руку и затараторила, будто боялась не успеть все сказать.
– Вот хорошо, а то я не уверена была… По старому адресу нет никакого агентства. С таким трудом узнала, куда оно переехало… Нашла, но не уверена была… Меня Люда зовут.
– Так, короче! Громова вам на какой предмет нужна? – Даша выдернула свою руку из цепких пальчиков.
Люда, смутившись, глянула на дверь, словно решая – не удрать ли, – но вдруг решительно выпалила:
– Она не мне нужна, а одному человеку! Мне она не нужна, я таких, как она, вообще презираю!
– Ого! Не слабо! Это за что же?
Дарья ласково взяла Люду под локоток и увела в угол, в курилку. Похоже, разговор предстоит не для чужих ушей. И кажется, удачи этого дня еще не закончились.
– Громова бросила одного человека… А он ее любит и жить без нее не может! В нем никакой жизненной силы нет. И профессор говорит, и врач палатный, что в нем совсем нет к жизни желания, понимаете? У него ранение тяжелое, а она… Громова эта бросила его! Я таких, как она, много перевидала… У нас госпиталь военный. Много тяжелых. А такие, как Громова, они, пока парень здоровый, и любовь с ним крутят, и замуж собираются, а как он сляжет с тяжелым ранением, так и нет их…
– Вы кто? – прервала ее Дарья.
– Медсестра.
– Понятно. А этот, тяжелораненый, он кто?
– Кравцов Дмитрий Иванович. А вы его тоже знаете?
– Нет, не знаю. Но телефон Ольги дать могу. Записывайте.
Люда выудила из сумки замызганный карандаш и бланк рецепта.
Нет, определенно удача улыбнулась Дарье ослепительной голливудской улыбкой.
* * *
Стрелка спидометра приближалась к отметке сто, и это была непозволительная для города скорость, но Ольга, видя плотно сжатые губы и жилку, пульсирующую на виске Сергея, не решалась ему ничего сказать.
Впрочем, когда стрелка все же легла на сотню и задрожала, готовая двинуться дальше, Ольга все же сказала:
– Сереж, сбавь скорость…
Он послушно нажал на тормоз, и спидометр так же послушно отреагировал, показав скорость шестьдесят километров в час.
Ольга положила ладонь на его руку, державшую руль.
– Сереж, ну ведь ничего же не изменилось, – тихо сказала она. – Рано или поздно все равно бы нашелся подонок, который узнал о моем прошлом и попытался бы заработать на этом.
Сергей кивнул, но ничего не ответил. Рука его под Ольгиными пальцами была напряженная и прохладная.
Она знала – когда у него так холодеют руки и пульсирует на виске жилка, Барышев с трудом сдерживает бешенство.
Они подъехали к дому, поставили машину в гараж, зашли в гостиную, а Сергей все молчал. Ольга хотела включить свет, но он перехватил ее руку.
– Не надо.
Барышев подошел к окну. Его силуэт на фоне едва занимающегося рассвета выглядел могучим и грозным, как вулкан, готовый извергнуть лаву. Ольга почти физически ощутила, как ему тяжело сдерживать эту мощь в тот момент, когда ее попытались оскорбить и унизить.
– Подонки, – глухо произнес он, сжимая в ярости кулаки. – Они думают, что им все дозволено! Они думают, что я не могу им ответить! Сволочи! Я эту газетенку паршивую… – Он шибанул кулаком в стену. – Я эту мерзость!.. Я их уничтожу!
– Сережа… – Ольга подошла к нему, обняла, погладила бледную щеку. – Когда я выходила за тебя замуж, ты все обо мне знал.
Он уткнулся ей в плечо, его дыхание обожгло шею. Ольга погладила его по затылку.
– Ты знал, что я сидела в тюрьме, знал, что мое прошлое всегда будет со мной. Оно никуда не денется, и его нельзя изменить. Ты все это знал, и ты на мне женился…
– Оль, я не позволю… – Он дернулся, но она удержала его, прижав к себе.
– Погоди! Я не все сказала… Я поверила в то, что тебя ничего не испугает. Мое прошлое будет напоминать о себе, этого не избежать… А ты… как будто стыдишься меня. Ты впал в нелепую истерику…
Он вырвался из ее объятий, схватил за плечи и крепко встряхнул.
– Я просто не могу допустить, чтобы кто-то смел о тебе так говорить! Так думать! Слышишь?! – Его глаза горели бешенством, а руки были горячими, будто температура зашкалила за сорок.
…Как же она не хотела идти сегодня на этот прием! Но Сергей убедил ее – очередной раз убедил! – что эта светская тусня – часть его бизнеса. Впрочем, Ольга и сама это знала, на одном из таких приемов ее когда-то лично представили Барышеву, и как знать, если б не представили, стоял бы он сейчас рядом с ней – бледный и яростный оттого, что кто-то попытался ее унизить?!
Две дамочки подошли к ней, когда она в одиночестве потягивала шампанское, а Барышев вел светскую беседу с высоким господином и, очевидно, беседа давала результат, исчисляемый немалой суммой.
– Прекрасно выглядите, – пропела дама с черными бриллиантами в ушах.