– Телевизор? Цветы? – Катерина не могла удивляться, но удивилась.
А кому же она будет гладить шнурки?..
– Да, чёрт побери, цветы, телевизор, кушеточка-антик, столик ценных пород дуба и старинные часы с кукушкой, которые стоят сейчас бешеную тучу долларов!!!
– С кукушкой?..
– И потолок в разводах! Трупная водичка – бр-р! Да я всю ванную теперь переделывать должна!
– Переделывать…
Чьей же она будет сиделкой?..
– Дамочка, а ведь вы его почти жена. Мне Люся из тринадцатой говорила. Вот вы мне и заплатите!
– Заплачу, – кивнула Катерина и заплакала.
– Хватит сопли на кулак мотать, – тётка вырвала у неё из рук мобильный и очень быстро и грамотно вызвала милицию. Похоже, у неё были навыки в таком деле, а милиции было не в первой выезжать по этому адресу, потому что разговор получился кратким и лаконичным.
– А ведь я вас сегодня уже здесь видела, – вдруг сказала тётка, щуря сверлящие глаза и поправляя рукой короткую чёлочку.
– Меня? Здесь?
Чёрный кафель давил на глаза, контрастировал с белой ванной, тело в которой – шутка, муляж, оно не может быть правдой. Сейчас есть специальные магазины, где продают такие «шутки»: отрезанные руки, отрубленные головы, кровавые кляксы и даже наклейки пулевых ранений. Кто-то купил в таком магазине целого Роберта и засунул его ванну, а настоящий Роберт сидит на кухне, посмеивается и пьёт кофе.
Катерина пошла на кухню.
– Да, милочка, я видела, как рано утром вы поднимались по лестнице, я как раз шла гулять собаку. На вас была легкомысленная широкополая, красная шляпа!
На кухне никого не было. Роберт не пил там кофе. Его и в спальне не было, пустая, разобранная кровать демонстрировала своё пустое нутро, и было почему-то стыдно смотреть туда.
Кому она будет верна по гроб жизни?..
Соседка тащилась за ней по пятам.
– Вы меня с кем-то спутали! – крикнула Катерина, хотя тётка стояла рядом и с мерзким любопытством бездельника-обывателя рассматривала беззащитные белые простыни и стыдливую подушку, сохранившую примятость.
– Ха-ха-ха! – вдруг весело рассмеялась тётка, и Катерина вдруг снова поверила, что всё это шутка. Роберт, наверное, сидит у тётки в квартире, они сговорились, решили её разыграть. – Ха-ха-ха! – хохотала тётка. – Неужели вы думаете, что вас можно с кем-нибудь перепутать?!!
– Значит, вы утверждаете, что не приходили в семь тридцать утра в квартиру господина Пригожина?
Оказывается, фамилия Роберта была Пригожин.
– Утверждаю.
– Где вы были в это время?
– Дома. Спала.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Это мог подтвердить Матвей Матушкин, но сказать об этом Катя не могла.
– Я живу одна. Этого никто не может подтвердить. Впрочем, в половине десятого меня видел… – тут она подумала, что про Майкла тоже не стоит говорить, – меня видела Зоя из второй квартиры. Она сидела на месте лифтёрши, и мы с ней долго беседовали.
– Ну, – усмехнулся следователь, и с чрезмерным усердием стал перекладывать какие-то бумаги на столе, – ну, это вы хорошо придумали! Да, Зоя Арнольдовна подтвердила, что разговаривала с вами в девять тридцать, но она так же сказала, что на пост заступила в девять, а до этого будка была пуста. Пуста! – Он грохнул кулаком по только что передислоцированным бумагам. Кулачок был маленький, ненатруженный, без обручального кольца.
– И создаётся впечатление, Катерина Ивановна, что вы специально остановились поболтать с лифтёршей, чтобы она подтвердила в случае чего…
– Это вам Зойка сказала, что – специально?
– Нет, это я вам говорю.
Это был уже второй допрос и, кажется, он слово в слово повторял первый. Ночь Катерина провела в изоляторе временного содержания, на деревянных нарах и не было обстоятельства, более сломившего её, чем отвратительные, жирные клопы, которые искусали её с головы до ног. Катерина не смогла сдержаться, наклонилась, и с наслаждением почесала левую ногу. Потом правую. Потом плечо под тонкой тканью красного платья. Платье она не снимала на ночь, и оно странно и дико пахло несчастьем, тюрьмой и ещё чем-то, – кровью что ли? – потому что на теле были места, расчёсанные в кровь.
– Вас видели три человека в доме, где жил Пригожин. Все в своих показаниях утверждают, что это было примерно с семи до семи тридцати утра – время, когда наступила смерть Роберта Ивановича. Охранник утверждает, что вы пришли пешком. На вас было красное платье и красная широкополая шляпа.
– Честно говоря, я бы менее приметно оделась, если бы пошла на такое «дело»…
– Честно говоря, вас трудно с кем-нибудь перепутать. Вы понимаете, о чём я говорю. – Следователь усмехнулся и надел жуткие очки в роговой оправе со стёклами без диоптрий. Следователь был юный, рьяный, с каким-то мудрёным именем и ушами, которые в размахе достигали… «Ведь бывает же размах крыльев, – подумала Катерина, – значит, бывает и размах ушей». Ей было необходимо о чём-нибудь таком думать, чтобы не сойти с ума.
– Вас трудно с кем-нибудь перепутать и это главный аргумент для следствия. Давайте рассмотрим другие аргументы.
– Давайте, – без энтузиазма кивнула Катерина, оттянула ворот платья и с ожесточением почесала грудь. Следователь чиркнул взглядом по её шоколадным выпуклостям и панически перевёл глаза на потолок.
«Придурок. Мог бы уставиться в свои бумаги. А ведь я ему очень нравлюсь, – подумала Катерина, потому что необходимо было думать о чём-то таком. – А очки он напяливает, чтобы хоть как-то усерьёзнить свою простецкую физиономию. Глупый, избитый приём. Начитался классики про земских врачей?»…
– Перестаньте чесаться, – буркнул следователь и действительно перевёл взгляд с потолка на бумаги.
– Ваши клопы…
– Они не мои. Так вот, квартиру не вскрывали, пришёл кто-то свой. Свой настолько, что Пригожин допустил его в ванную, где он был, в чём мать родила. Оружие валялось на полу в ванной, и отпечатков на нём не обнаружено. А в вашей сумке, которую изъяли, найдена мужская перчатка. Одна! Зачем молодой женщине летом таскать в сумке мужскую перчатку? Вывод один – чтобы не оставлять отпечатков на оружии!
– Господи, – что-то лопнуло внутри Катерины, и слёзы хлынули градом. Платье намокло на груди и даже почему-то на коленях, такой силы это были слёзы. Они не хлынули вчера, когда её задержали по подозрению в убийстве, а сегодня почему-то хлынули. – Господи, да эту чёртову перчатку я две недели таскаю в сумке и забываю выбросить! Она… – Тут Катерина поняла, что трудно будет объяснить, как перчатка у неё оказалась. – Понимаете, я женщина одинокая… очень свободных нравов. Ко мне приходят… приходили мужчины. Кто-то забыл перчатку ещё весной в моём кресле и… Спросите у Верки-лифтёрши, у охранника нашего агентства Игоря, у моего зама Верещагина, у Любаши-уборщицы, наконец, спросите! Они видели, они знают, как перчатка попала в мою сумку! Я просто забыла её выбросить! Ну, вы же знаете, что творится у женщин в сумках! Ну, это все знают! – Она вдруг с тоской подумала, что он может этого и не знать. – Спросите их, слышите?!!