– Уволю на хрен, – пригрозил ей Севка.
– За что? – впервые поинтересовалась мисс Пицунда.
– За распитие спиртных напитков на рабочем месте.
– А ничего, что Генрих против моего увольнения?
– Ничего. Поедете к нему на кладбище и вступите в общество анонимных алкоголиков.
Севка вышел из здания и побежал к машине, забыв про Шубу и про Лаврухина, который с энтузиазмом показывал журналистам лупу и рассказывал, как он раскрыл преступление века.
Триумфа Фокин не ощущал.
Он чувствовал тоску и разочарование.
Даже самые яркие звёзды, оказывается, теряют свои орбиты.
* * *
Наутро Драма Ивановна выглядела не так свежо как всегда.
Под глазами у неё набухли мешки, а руки заметно дрожали.
– Ну-ну, – усмехнулся Севка, заходя в кабинет. – Как ночка прошла?
– Шикарно, – буркнула мисс Пицунда, впервые не предложив ни чая, ни кофе.
– Переспали с моим папаней? – усаживаясь за стол, поинтересовался Севка.
– Пере… Что?! – впрыгнула Драма Ивановна в кабинет. – Что вы сказали?!
– Вы занимались сексом с Генрихом Генриховичем?
– Я девушка! – взвизгнула мисс Пицунда.
– Если вы имеете в виду девственность, то папаня тоже невинен как новорождённый. Только когда две таких пьяных невинности собираются вместе, из этого может ой-ей-ей что получиться!
– Что это за «ой-ей-ей»? – явно разозлилась Драма Ивановна.
– Ой-ей-ей, мисс Пицунда, это секс в могиле, – пояснил Фокин. – Папаня не предлагал вам эротическое путешествие по погосту?
– Генрих Генрихович предложил мне руку и сердце, – отчеканила мисс Пицунда и, стуча каблуками, вернулась на рабочее место.
– Вы согласились? – перепугавшись до дрожи в коленках, бросился за ней Севка.
– Я сказала, что подумаю, – высокомерно ответила Драма Ивановна.
– Что тут думать! Он алкоголик!
– Все мужчины немного пьют. Это не страшно.
– Он старый!
– Я тоже немолода.
– Он… он… чокнутый на политике!
– Мне тоже небезразлично, что происходит в мире.
– У него есть ребёнок! Отвратительный, вредный сын!
– С этим сыном я сумею договориться.
– Значит… вы скажете «да»?! – с упавшим сердцем спросил Севка, понимая, что его сумасшедшая секретарша запросто может стать его мачехой.
– Во всяком случае, «нет» мне говорить не хочется.
– Тогда мы не сможем работать вместе! – заорал Фокин. – Я не допущу семейственности на работе!
– Почему? – вскинула нарисованные брови Драма Ивановна. – По-моему, это очень мило – иметь секретаршей мачеху. Вот скажите, если бы не семейственность, разве я могла бы организовать ваше присутствие на допросе Милавиной?
– А вы организовали? – опешил Севка.
– Да. Через тридцать минут вас ждут в прокуратуре. И Василия Петровича тоже.
Севка схватил свою джинсовую куртку, ключи от машины и побежал к лифту. Но с полпути он вернулся и шёпотом спросил у Драмы Ивановны:
– Скажите, а кто ваш племянник?
– Военная тайна! – шепнула возможная мачеха.
– Понял, отстал, – отрапортовал Севка и помчался в прокуратуру.
* * *
Следователь был старенький, но жёсткий.
Фокину и Лаврухину он отвёл место в «зрительном зале» – на двух стульях в конце кабинета.
– Только не вмешивайтесь, – попросил Валентин Фёдорович, прежде чем Милавину ввели в кабинет. – Я и так вас пустил по распоряжению свыше.
Мила зашла с гордо поднятой головой, в том же сиреневом платье с открытой спиной, в котором была вчера. Наручников на ней не было, но руки она отчего-то держала за спиной.
Севка прислушался к своему сердцу – не ёкнет ли при появлении Милы, не оттелеграфирует ли «люблю», – но нет, не ёкнуло и не оттелеграфировало.
Она была человеком с другой планеты и из другого теста. И не потому, что сверзлась с небес ниже плинтуса, превратившись из топ-модели в воровку и убийцу, а потому что… Ну, в общем, сомневался Севка, что в её жилах течёт настоящая, тёплая, красная кровь. Ему казалось, что если Милу поранить, то вместо крови потекут чернила.
Или бензин.
Или солярка.
Короче, что-то технологичное, с октановым числом, причём, невысоким.
Мила, сделав вид, что не заметила Севку с Лаврухиным, прошла к столу и села напротив Валентина Фёдоровича. Глядя в одну точку – куда-то поверх головы следователя, она начала отвечать на вопросы.
– Скажите, вы решили завладеть картинами русских художников, потому что ваш дядя завещал свою коллекцию Художественному музею, и в случае его смерти вам ничего не досталось бы?
– Да.
– Вы обратились в детективное агентство, чтобы привлечь к себе внимание прессы, отвести подозрения страховой компании и получить страховку как единственная наследница?
– Да.
– Задумав украсть картины у дяди, вы решили прикрыться преступлениями банды, грабившей музеи и частных коллекционеров?
– Да.
– У вас в Лондоне уже были покупатели на эту серию картин?
– Да.
– Но вы же богаты! Зачем вам деньги?
– Деньги никогда не бывают лишними. И потом, в последнее время мои дела шли неблестяще.
– Но зачем же было убивать старика?! Почему было просто не выкрасть картины, раз вы имели к ним доступ?!
– Я и хотела. Ночью прокралась потихоньку в гостиную, вырезала картины из рам, но когда я трудилась над последним полотном, вошёл дядя. Он начал вопить и бить меня палкой с металлическим набалдашником. Чтобы защититься, я оттолкнула его. Он отлетел и ударился головой о камин. Я испугалась, перетащила его на диван, но он был уже мёртв. Зная, что в городе орудует банда, я решила обставить всё так, будто дядю убили, а картины украли.
– Кассета в автоответчике! – не выдержал Севка. – Оперативники её не нашли, а мы сразу обнаружили! Милавина специально подсунула её нам, чтобы вывести на Громова и пустить по ложному следу!
– Вы обещали не вмешиваться! – прикрикнул на Севку Валентин Фёдорович.
– Извините. Просто сил нет молчать, когда из меня дурака делают. Ведь она знала, что Громов вышел на банду Ван Гога! Знала, да?!
– Догадывалась, – усмехнулась Милавина.
– И сделала так, чтобы я сунул туда свой нос! Зачем?
– Чтобы ты немного размялся, сыщик. А то отсидел свой зад в кабинете! Поймите вы, если бы я не украла эти картины, их всё равно увёл бы Громов. Просто я сделал всё быстрее, умнее и лучше. И потом, кто сказал, что я воровка? Я забрала своё! Своё! – Мила вдруг сорвалась на истерический крик. – Я наследница! Я – единственная наследница, а не какой-то там музей! И дядю я не убивала! Это была самооборона!