– Наша самая тяжкая проблема, – не колеблясь начала она, – состоит в том, что офицеры имеют не больше возможности проявить инициативу, чем трехдневный труп. Я не возражаю против подотчетности военных гражданским властям: такая система существовала и при Законодателях и должна существовать сейчас. Однако есть существенная разница между безусловным исполнением приказов и состоянием постоянного испуга, не позволяющего без приказа пошевелить даже пальцем. Скажу открыто: в этом отношении госбезопасность зашла слишком далеко.
Ее зеленые глаза перебежали вбок, и она, не дрогнув, встретилась взглядом с Оскаром Сен-Жюстом.
– Весь персонал Флота, а прежде всего командный состав, находится под постоянным и чрезмерно сильным давлением. Возможно, как гарантия послушания это себя оправдывает, но чтобы Флот действовал эффективно, ему нужны не слепые исполнители, а инициативные лидеры. Речь идет не о неподчинении директивам высших властей, а о возможности действовать по своему усмотрению в ситуациях, не предусмотренных приказами. Недавняя попытка переворота ясно показала, какими угрозами чревато чрезмерное подавление инициативы. Когда Уравнители взорвали ядерные заряды в самом сердце Нового Парижа, никто из командиров столичного флота не пришел мне на помощь. Офицеры боялись, что любое самостоятельное действие будет истолковано как мятеж, и, едва суматоха уляжется, они будут незамедлительно расстреляны служащими госбезопасности.
Она осеклась, переводя дух. Пьер ощутил прилив гнева, однако тут же заставил себя вспомнить причину своего недовольства. Хотя в глазах МакКвин пылала подлинная страсть, даже о наболевшем она говорила ровно и спокойно: не обвиняя, не поучая, а просто констатируя факты. В конце концов, он сам просил ее указать болевые точки, и если ему не нравится услышанное, то кто в этом виноват? Она? Или все-таки те, кто довел флот до подобного положения?
По большому счету ее ответы не имели для него значения: Пьер хотел, чтобы МакКвин заняла этот пост, полагая, что она может принести определенную пользу. Для этого, разумеется, им следовало определиться с проблемами и полномочиями. Проблемы для него были, в общем-то, ясны; он просто не привык к тому, чтобы о них говорили без обиняков.
– Я согласен с тем, что отсутствие инициативы представляет собой одну из реально существующих проблем, – внешне бесстрастно сказал он. – Но, судя по твоему тону, у флота есть и другие.
– Гражданин председатель, – откровенно сказала МакКвин, – я могу часами перечислять имеющиеся у нас проблемы, однако большая их часть вполне может быть решена усилиями командиров. Если эти командиры будут знать, что их усилия будут поддержаны высшим руководством, а допущенные оплошности – я говорю о случайных промахах, а не об измене! – не станут поводом для немедленного расстрела их самих и заключения в тюрьму их близких. Отсутствие инициативы – это лишь один из симптомов нашей истинной проблемы, сэр. Нашим офицерам некогда думать о противнике; они постоянно оглядываются через плечо и боятся не только действовать самостоятельно, но и нарушить любой приказ, даже если совершенно очевидно, что к моменту поступления он никак не соответствует обстановке. Другой стороной того же явления можно назвать отстрел офицеров, честно исполнивших свой долг, но потерпевших неудачу: это значит, что они уже никогда не получат возможности извлечь урок из собственных ошибок. Для ведения успешных военных действий необходимы профессиональные кадры, уверенные в себе и в надежной поддержке тыла. На данный момент мы с трудом пытаемся восстановить профессиональный уровень, имевшийся при прежнем режиме, но у нас нет уверенности ни в себе, ни в качестве нашей техники, ни, прошу прощения, в поддержке нашего политического руководства.
МакКвин откинулась назад, неожиданно поняв, что зашла дальше и высказалась куда откровеннее, чем намеревалась, когда входила в эту комнату. Причем высказалась, не подумав о том, как подобная искренность может сказаться на ее положении. Слишком многое наболело за последние шесть лет, и слова шли от сердца, заставив забыть даже о политических амбициях. Сейчас, когда в комнате воцарилось молчание, она, спохватившись, сжала под столом кулаки и мысленно выругала себя за то, что распустила язык. Неужели она пришла сюда лишь затем, чтобы собственная несдержанность свела на нет все перспективы?
Пьер бросил на Сен-Жюста задумчивый взгляд, и шеф Бюро нахмурился, а потом – так легко, что это заметил бы лишь хорошо знавший его человек, – пожал плечами и кивнул Пьеру. Председатель снова повернулся к МакКвин.
– Хочешь верь, хочешь нет, Эстер, а я с тобой согласен, – спокойно произнес он и улыбнулся, когда, несмотря на всю выдержку, ее плечи расслабились. – Но в то же время должен предупредить тебя, что далеко не все в Комитете, даже после планируемого сокращения, будут разделять это мнение. И, чтоб уж быть полностью откровенным, у меня есть серьезные оговорки относительно того, насколько далеко мы можем зайти в изменении обрисованной тобой ситуации – во всяком случае в ближайшее время. Я понимаю, что ты предпочла бы возвращение к классической схеме командования и подчинения, но среди военных все еще имеются ненадежные элементы, и даже если порой их недовольство порождено нашей же ошибочной политикой, это не меняет дела. Боюсь, мы сами загнали себя в угол, из которого так просто не выбраться.
Он признал это, даже не моргнув глазом, и МакКвин почувствовала, как уголки ее губ невольно изогнулись в неком подобии горькой усмешки. Говоря о «классической схеме», Пьер намекнул, что ему понятно ее желание вытолкать всех народных комиссаров с кораблей через воздушные шлюзы. А еще лучше – затолкать этих бездельников в ракетные шахты и запустить в сторону врага: может быть, тогда они принесут хоть какую-то пользу. На мгновение она с восторгом представила себе летящего в безвоздушном пространстве Эразма Фонтейна, но тут же усилием воли выбросила из головы пустые мечтания. Сейчас следовало принимать решения по существу.
– Я понимаю, что преобразования не могут быть произведены мгновенно, – начала она, – однако и позволить себе медлить с их началом мы тоже не можем. Военные технологии, которые стала поставлять нам Солнечная Лига, должны до известной степени помочь нам обрести уверенность в боеспособности нашей техники, однако техническое превосходство отнюдь не единственная причина успехов монти. Их офицеры не боятся думать. Они модифицируют имеющиеся планы и в рамках полученных ими директив общего характера адаптируют их к реальной ситуации – вместо того чтобы бездумно следовать каждой букве приказа, уже утратившего смысл в связи с изменением обстоятельств. Их адмиралы отдают приказы – самостоятельно, а не после длительных консультаций, – не опасаясь смертного приговора за незлонамеренную ошибку…
На миг МакКвин задумалась, стоит ли завершать разговор на такой ноте, но, взглянув на двух молчавших мужчин, решила, что если откровенность наказуема, то она уже погубила свою карьеру и терять ей нечего.
– Именно это, – завершила она с прежней наружной невозмутимостью, – и дает неприятелю основное преимущество. Офицеры монти имеют дело только с одним противником.
Несколько секунд Пьер раскачивался в кресле, после чего склонил голову набок.