– Тут уж, коммандер, решение не за мной, – мягко заметил Парнелл. – Я ведь не знаю, каким ветром тебя занесло в Ад, знаю только, что сюда никто не попадает добровольно. Однако в пребывании здесь есть определенные преимущества...
Кэслет уставился на него с недоумением, и адмирал усмехнулся.
– Свобода совести, коммандер, право не кривить душой! Сейчас, сынок, ты сидишь по уши в дерьме, и важнее всего для тебя – сделать правильный выбор. Сказать по чести, когда Республикой управляли мы, у нас не было особого желания научить граждан делать осознанный свободный выбор, а уж Пьер со своей компанией и подавно ничего подобного делать не станут. Но, между нами, мы загнали тебя в угол, а человек, которому нечего терять, в определенном смысле имеет большую свободу выбора, чем любой другой. Так что, коммандер, пользуйся тем, что мы с Пьером, сами того не желая, тебе дали.
Последние слова можно было бы трактовать как шутку, но карие глаза подавшегося вперед адмирала были мрачны, голос звучал угрюмо.
– Это не подарок, ты уже заплатил за возможность выбора немалую цену, а возможно, тебе придется заплатить и жизнью, но сейчас все зависит только от тебя самого. Прими решение, мой мальчик, выбери свой путь и знамена, которым ты будешь верен. Это единственный совет, какой я могу тебе дать, но ты прими его... и плюнь в глаза каждому, кто посмеет хулить тебя, какое бы решение ты ни принял!
– Гражданин Председатель, прибыл гражданин Сен-Жюст, – доложил секретарь.
Сидевший за письменным столом Роб Пьер поднял глаза на вошедшего в кабинет шефа Госбезопасности. Это был не официальный кабинет, в котором гражданина Пьера показывали информационные программы, а уютное, обставленное по его вкусу, рабочее помещение, откуда действительно осуществлялось управление Народной Республикой; о существовании этого кабинета знали лишь ближайшие друзья и соратники Пьера.
Число которых за последние восемь лет заметно уменьшилось.
Постороннему взгляду Оскар Сен-Жюст показался бы таким же добродушным, беззлобным и невозмутимым, как обычно, но Пьер знал его слишком хорошо и, распознав за спокойным взглядом скрытое раздражение, тяжело вздохнул. Он знал, почему Оскар хотел с ним увидеться, но в глубине души надеялся, что на сей раз ошибся.
Увы, он не ошибся.
Пьер махнул рукой в сторону потертого стула и, когда Оскар сел, откинулся назад, подавив гримасу. На миг Пьер позволил себе вспомнить другой кабинет и другую встречу с человеком, являвшимся тогда заместителем министра внутренней безопасности Законодателей. Воспоминание пробудило смешанные чувства: с одной стороны, та встреча стала первым шагом на пути к нынешним достижениям, но с другой... с другой, Пьер в результате оказался на спине голодного дракона по имени Народная Республика, и сумей он предвидеть все заранее...
«Зная все заранее, ты все равно поступил бы точно так же, – сурово сказал внутренний голос. – Кто-то должен был это сделать, и ты, Роб, хотел это сделать сам! Ты понимал, что затеваешь рискованную игру, иначе не сидел бы за этим столом. А раз так, нечего хныкать и жаловаться на выпавшие карты; играй такими, какие есть»
– Зачем ты хотел меня видеть, Оскар? – спросил Пьер исключительно для того, чтобы завязать разговор.
– Хотел еще раз спросить тебя, твердо ли ты решил это сделать, – как всегда спокойно ответил Сен-Жюст.
Спокойствие не изменило ему, даже когда маньяки Ла Бёфа захватывали этаж за этажом, прорываясь к Комитету, порой Пьер задумывался, не является ли свойственное Оскару полное отсутствие обычной для нормальных людей связи между голосом и состоянием духа какой-то причудой эволюции. А может быть, он просто андроид, биологический робот, о которых любили писать фантасты докосмической эпохи?
– Ты имеешь в виду девальвацию?
– И ее тоже. Вопрос о девальвации меня, безусловно, тревожит, Роб, но, признаюсь, гораздо меньше, чем та свобода, которую ты собираешься предоставить МакКвин.
– МакКвин мы можем прихлопнуть в любое время, когда захотим, – возразил Пьер. – Черт побери, Оскар! Ты же сам состряпал для нее фальшивое досье, обеспечивающее ей обвинительный приговор любого Народного суда!
– Помню, – спокойно отозвался Сен-Жюст. – Могу также добавить, что я скрепил своей подписью характеристику, данную ей Фонтейном. Кроме того, мне становится известным буквально каждое сказанное ею слово. Я держу все под контролем... но мне не нравятся слишком хорошие отношения, складывающиеся между ней и ее старшими офицерами.
Пьер нахмурился, заставив себя подавить раздражение, перед тем как заговорит. Да, Сен-Жюст был не в меру подозрителен и недоверчив, но как раз это свойство и делало его столь ценным. Оскар не доверял никому, кроме, возможно, Пьера, – и его подозрения, маниакальные они или нет, не раз оправдывались. Другое дело, что порой они оказывались необоснованными, но, по мнению шефа БГБ, зародившееся подозрение уже являлось достаточным основанием для расстрела: по его глубокому убеждению, крамолу следовало истреблять в зародыше, ну а если среди осужденных «врагов народа» окажутся невинные люди, ничего не поделаешь. Нельзя поджарить яичницу, не разбив яиц.
До поры до времени эта тактика казалась не такой уж порочной – разумеется, не с точки зрения яиц. Определенная степень непредсказуемости делала государственный террор более устрашающим, а стало быть, и более эффективным. Но столь действенный инструмент внутренней политики, увы, не годился против манти: чтобы победить их, государство должно было продемонстрировать желание отойти от тактики открытого террора. Сам Сен-Жюст, соглашаясь на назначение Эстер МакКвин Военным секретарем, согласился с этим тезисом, и если сейчас начал проявлять беспокойство, следует выяснить, есть ли у него реальные основания для тревоги или же произошел очередной заскок.
– Оскар, – сказал Председатель, помолчав, – я признаю, что у меня напрочь отсутствует какой-либо военный опыт, но мне хорошо известно, как сказываются на работе отношения между политическими деятелями и их ближайшими помощниками. С этой точки зрения излишнее, как тебе кажется, сближение гражданки МакКвин с верхушкой флота только на пользу делу. Она прирожденный лидер. Знаю! – Пьер поднял руку, не позволив Сен-Жюсту прервать его. – Прекрасно знаю, что это качество делает ее опасной для нас; главное, что как раз оно делает ее опасной и для манти. На мой взгляд, нам следует развязать ей руки, но не сводить с нее глаз. Если она собьется с пути, мы ее устраним, но пока нужно дать ей возможность сделать то, для чего ее и ввели в Комитет.
– А если у нее не получится?
– В таком случае решение упростится, – спокойно ответил Пьер. – Нам вовсе не нужен популярный на флоте Военный секретарь, не способный добиться успехов на поле боя.
«Вот тогда, Оскар, она твоя», – подумал Пьер, но вслух ничего не сказал.
Сен-Жюст задумался, но потом кивнул.