Иккинг и Рыбьеног из сил выбивались работая шлемами, но тем не менее на подходе к Хулиганской Гавани шлюпка почти полностью погрузилась в воду.
Последние две сотни метров пришлось преодолеть вплавь. Иккинг поддерживал Рыбьенога, потому что тот (весьма редкое свойство для Викинга) так и не научился плавать.
И в довершение всего на гребне стены, ограждающей гавань, их поджидал Брехун Крикливый собственной персоной. Он стоял, скрестив руки на могучей груди и сдвинув брови, грозный, как Громовый Молот Тора. Когда «Решительный пингвин» скрылся под водой, Брехун чуть не лопнул от злости.
— Да, неудачный денек выдался, — простонал Рыбьеног, выбираясь на берег. — Хорошо хоть, с Акулогадами не повстречались…
— Я не уверен, что там вообще были Акулогады, — процедил Иккинг сквозь зубы. Оглянувшись, он увидел расходящиеся круги на том самом месте, где пошел ко дну «Решительный пингвин». Пусть эта лодка и не была самой красивой, ему она казалась лучше всех на свете…
Поскальзываясь на покрытых тиной камнях, мальчишки вскарабкались на стену и вытянулись перед Брехуном, понурые и мокрые до нитки. Рыбьеног робко протянул Римский шлем.
Однако Брехун остался недоволен.
— ЧТО?! — рявкнул он, яростно тыча в шлем волосатым мальцем. — Что, во имя Óдина, это такое?
— Это Римский шлем, сэр, — пояснил Рыбьеног. — Мы это… случайно попали на Римскую Трирему, сэр… По ошибке… Вроде как заблудились, сэр…
— ЗАБЛУДИЛИСЬ?! — взревел Брехун. — Викинги не могут ЗАБЛУЖДАТЬСЯ! И как это вы, скажите на милость, могли по ошибке попасть на Римскую Трирему?! Римская Трирема ни капельки не похожа на Миролюбивую Рыбацкую Ладью!
— Да, сэр, знаю, сэр, — торопливо забормотал Рыбьеног. — Но, понимаете, сэр, нам показалось, что вокруг полно Акулогадов…
— А ГДЕ, — перебил его Брехун подозрительно спокойным голосом, — ГДЕ, извольте сказать, ваша лодка?
— Ах, да, лодка, сэр, — с совершенно несчастным видом пролепетал Рыбьеног. — Она… это… как ее… как бы утонула, сэр.
— ЛОДКА ЭТО КАК ЕЕ КАК БЫ УТОНУЛА?! — возопил Брехун Крикливый. — ВЫ ЭТО КАК ЕЕ КАК БЫ УТОПИЛИ СОБСТВЕННУЮ ЛОДКУ В СОВЕРШЕННО БЕЗВЕТРЕННЫЙ ДЕНЬ В ДВУХСТАХ МЕТРАХ ОТ РОДНОГО ОСТРОВА?! И КАКИЕ ЖЕ ВЫ ПОСЛЕ ЭТОГО ВИКИНГИ? КАКИЕ ЖЕ ВЫ ХУЛИГАНЫ? ЛОДКИ СТРОИТЬ ВЫ НЕ УМЕЕТЕ, ДРАКОНОВ ПРИРУЧАТЬ ТОЖЕ НЕ УМЕЕТЕ, РЫБЬЕНОГ ВОН ДАЖЕ ПЛАВАТЬ И ТО НЕ НАУЧИЛСЯ!
— У меня от соленой воды экзема… — промямлил Рыбьеног.
— ВЫ ДОЛЖНЫ СТАТЬ ПИРАТАМИ! — орал Брехун. — А ВЫ КТО? ЖАЛКИЕ, НИЧТОЖНЫЕ, НИ НА ЧТО НЕ ГОДНЫЕ ОШМЕТКИ ЛЯГУШАЧЬЕГО ДЕРЬМА! У МЕНЯ НЕ ХВАТАЕТ СЛОВ…
Несмотря на нехватку слов, Брехун орал еще минут десять, называя их Позором Племени и утверждая, что у него, Брехуна Крикливого, никогда еще не было таких Бездарных Учеников. В довершение он посадил несчастных мальчишек на диету из слизняков (на ближайшие три недели!) и пригрозил, что если подобное повторится, их с позором вышвырнут из Племени.
Дома было не легче.
За ужином Иккинг долго и пространно объяснял отцу, по какой такой несчастливой случайности они умудрились взять на абордаж Римскую Трирему вместо Миролюбивой Рыбацкой Ладьи. Потом рассказал о том, как лишился Беззубика, как Префект отобрал у него половину книги «Как разговаривать по-драконьи», и намекнул, что Стоик должен немедленно отправить Военную Экспедицию для спасения Беззубика и книги. В доказательство своей правдивости Иккинг продемонстрировал отцу жалкие остатки порванной книги и Римский шлем.
— Гммммм, — задумчиво протянул Стоик Обширный. Он был великаном из великанов, с рыжей кустистой бороды его и толстенного живота с лихвой хватило бы на то, чтобы сделать из них как минимум двух Викинговских Вождей среднего размера.
Слушал он вполуха, потому что как раз в эту минуту читал табель сына, где говорилось о его успехах в Программе Подготовки Пиратов, и такого плохого табеля он никогда прежде не видывал.
«Тор его разрази, — думал Стоик Обширный. — Как можно ухитриться получить минус 4 по Витиеватой Ругани?!» И совсем ничего — по Началам Отрыжки и Метанию Молота, тем самым предметам, которые у него, у Стоика, в свое время были самыми любимыми?
Стоик изо всех сил старался не поддаваться разочарованию в сыне. Он говорил себе, что Иккинг просто развивается немножко медленнее других, что вскоре он накачает мускулы и отрастит волосы в носу, и научится забивать голы в бей-боле, как когда-то научился и сам Стоик. Но каким образом можно было заработать отзыв «Иккинг — худший из моряков, я такого за все двадцать лет не видывал»? Как можно было на простейшем тренировочном задании потерять и дракона, и лодку? И как он умудрился заблудиться и вместо Миролюбивой Рыбацкой Ладьи случайно попасть на Римскую Трирему?!
Викинги не могут заблуждаться.
Стоик открыл рот, чтобы наорать на сына.
И опять закрыл.
Потому что на него снизу вверх встревоженно смотрел Иккинг — маленький, тощий, веснушчатый и жалкий. Он, похоже, всерьез волновался за своего смехотворного дракончика. У Стоика Обширного духу не хватило разозлиться. Он скомкал табель в гигантском кулаке.
— Сынок, — проговорил Стоик мягко, но мрачно, — мне очень жаль, что ты лишился своего Безгубика…
— Беззубика! — оскорбленно перебил отца Иккинг. — Его зовут Беззубик, папа.
— Беззубика, — торопливо поправился Стоик. — Но я хочу сказать тебе одну Очень Важную Вещь.
Стоик тронул Иккинга за плечо и посмотрел ему в глаза.
— Ты — сын Вождя, — торжественно заявил он. — Ты потерял свою зверушку но всё равно должен быть храбрецом. Должен вести себя как МУЖЧИНА. Будут у тебя и другие драконы…
— Такого, как Беззубик, никогда больше не будет! — возразил Иккинг в полном отчаянии. — Этот дракон доверял мне, а я его подвел!
— Замолчи! — сурово оборвал его Стоик. — Ну-ка, сынок, ответь: чего не ведает Вождь?
— Вождь не ведает боли, — покорно отозвался Иккинг. — Но, папа…
Однако Стоик Обширный уже оседлал любимого конька.
— Вождь не ведает боли. Вождь не ведает страха. Вождь должен быть превыше любых слабостей, любых личных чувств. Не может быть и речи о том, чтобы снарядить дорогостоящую Военную Экспедицию за твоим драконом. Это была бы пустая трата драгоценного времени наших отважных воинов. Римляне, наверно, уже на полпути к Риму, где из твоего Бездельника сделают отличную дамскую сумочку…