Гарри слегка отодвинулся, так что его губы едва задевали губы Плам, и произнес:
— Это мой старший сын Диггер, лорд Марстон. Не обращай на него внимания, и он уйдет.
И снова попытался завладеть ее губами, но она выскользнула из его объятий.
— Диггер?
— Сокращенно от «Диггори». А ты Плам. Индия сказала, что ты тощая и что ты трогала ее волосы. Она не любит, когда ее трогают. Она девочка, — заявил Диггер так, будто это все объясняло.
Гарри с трудом подавил желание удушить своего сына и наследника — в конце концов, у него есть и другие сыновья — и приготовился давать жене объяснения.
Она посмотрела на Диггера, поджав губы, а потом перевела взгляд на Гарри.
— Еще один сын. И сколько же у вас детей, милорд?
От этого «милорд» он вздрогнул. За какие-то несколько секунд ее интонации вместо теплых и возбуждающих превратились в ледяные и подозрительные.
— Гм… по последним подсчетам у меня…
Дверь в коридор с грохотом распахнулась, и в спальню клубком вкатились Энн и Эндрю — сплошь дерущиеся локти, колени и ступни.
— Это моя! У нее синяя мачта, это моя! Твоя с желтой мачтой! — Эндрю вырвал из руки Энн маленькую деревянную лодочку.
Она приподнялась и врезала своему близнецу в живот.
— Дурак! Моя синяя, а желтая — это твоя!
— …пятеро детей.
— Пятеро?
— Моя! — Эндрю пнул сестру сразу обеими ногами, попав одной в челюсть. Девочка завопила и накинулась на него, неистово мотая кулаками и ногами.
— Это Энн и Эндрю. Они близнецы, — с готовностью подсказал Диггер.
Близнецы врезались в туалетный столик и сшибли с него бутылочки и склянки с женскими кремами и духами, купленными Темплом по распоряжению Гарри. Потом столик перевернулся, на нем взорвалась коробочка с пудрой, образовав в воздухе облачко с ароматом розы. Два одинаковых темно-синих флакона с очень дорогими духами разбились, их содержимое выплеснулось на алый с розовым коврик. Какие-то маленькие баночки покатились по полу, тоже теряя по дороге свое содержимое. Энн и Эндрю закашлялись, глотнув розовой пудры. Эндрю вцепился в волосы Энн. Она укусила его за руку. Диггер неспешно приблизился к Плам и сообщил, что вовсе не считает ее тощей, просто ей нужно немножко поправиться.
Гарри на секунду закрыл глаза, вознося немую молитву: пусть, когда он снова откроет глаза, окажется, что он остался наедине с женой. Ничего не вышло, и тогда он начал молиться о том, чтобы придумать достаточно толковое объяснение и не дать ей бросить его.
Раздался звон бьющегося стекла, и Гарри очнулся.
— Вон! — взревел он, схватив Эндрю одной рукой, а Энн — другой и очень неласково подтолкнув их к двери. — Вон! — взревел он еще раз, указывая на дверь и сверкая глазами на Диггера. — И забери с собой близнецов!
— Я все равно хочу лошадь, — сказал Диггер, но ему все-таки удалось вытолкать все еще дерущихся близнецов за дверь, так что Гарри смог ее захлопнуть. И запереть. Не глядя на Плам, он подпер дверь диваном, чтобы никто из детей не смог ворваться сюда снова.
— Пятеро, — повторила Плам, когда Гарри наконец повернулся к ней.
Все его объяснения, все мольбы понять растворились при виде изогнутой брови и рук, скрещенных на восхитительной груди. Его надежды на дивную чувственную ночь, проведенную в поисках путей к супружеской гармонии, рассыпались в прах, их выдуло в окно вместе со слабым ароматом розовой пудры.
Гарри вымучил жалкую улыбку и изо всех сил постарался не разрыдаться.
— Да. «Пять» всегда было моим счастливым числом.
Плам проснулась от неприятного чувства — ей показалось, что на нее смотрят. Она открыла глаза. На нее смотрели. Пять пар глаз, полукругом расположившихся у изножья кровати. Плам откинула с лица тяжелые волосы и приподнялась на локте. Младший из сыновей Гарри, мальчик со странным именем Мактавиш, вывернулся из-под сдерживающей руки Индии и запрыгнул на кровать к Плам.
— Ты уже проснулась, да? Индия не велела мне тебя будить, но у тебя открыты глаза — значит, ты проснулась. Я хочу котенка. У меня есть дохлая крыса. Хочешь посмотреть?
— Нет, спасибо, Мактавиш. Я стараюсь придерживаться твердого правила — никаких дохлых крыс до завтрака. Это нелегко, но жизнь ничто, если в ней нет ограничений. Что вы все здесь делаете?
— Ждем, когда ты проснешься, — пояснил Диггер.
— Почему вы не спите с папой? — спросила Индия, так поджав губы, что они превратились в тоненькую полоску. — Герти говорит, папа женился, потому что не хотел оставаться в постели один. Вы должны были избавить его от одиночества. Так сказала Герти. Почему вы этого не сделали?
Плам на несколько секунд закрыла глаза, потом села и посмотрела на оживленные лица, так внимательно наблюдавшие за ней.
— Честно говоря, я не испытываю желания подробно объяснять вам суть моих интимных отношений с вашим отцом, но поскольку вы все так беспокоитесь о его счастье, могу вас заверить — несмотря на то, что вчерашняя ночь не способствовала тому, чтобы… гм… избавить его от одиночества, я твердо намерена позаботиться об этом сегодня. Это вас устроит?
— Я хочу котенка. Ты сказала, что сегодня утром у меня будет котенок.
— Наша настоящая мама спала с папой в одной постели, — с осуждением сказала Индия.
— Я не хочу новую маму, — заявила Энн и исчезла, плюхнувшись на пол. Перегнувшись через край, Плам сумела разглядеть ее торчавшие из-под кровати ноги.
— Я хочу маму, я хочу маму, — распевал Мактавиш, подпрыгивая на кровати в такт своей песне. — Я хочу котенка, я хочу котенка.
— Это мое! — воскликнул Эндрю и мгновенно прыгнул на свою близняшку, появившуюся из-под кровати с красивым сине-розовым ночным горшком. — Я его первый увидел!
— Наша настоящая мама заботилась о папе. Она бы не позволила ему страдать от одиночества.
— Котенка, котенка! Я хочу котенка!
— Это не твое. Я его первая увидела! Это мое! Ищи себе сам!
— Наша настоящая мама следила, чтобы папа тепло одевался, когда выходил из дома, и давала ему микстуру, если он болел.
— Мое, Энни!
— Папа никогда не болел, — сказал сестре Диггер. Та гневно посмотрела на него — руки плотно скрещены на груди, ноздри раздуваются тем особым эффектным способом, каким юные тринадцатилетние леди выражают свое презрение.
— Он бы выпил микстуру, если бы заболел. Мама бы его заставила.
Перед таким аргументом Диггер сдался и кивнул:
— Да, выпил бы.
— Котенка, котенка, котенка, котенка!
Плам почувствовала, что от прыжков Мактавиша у нее начинает болеть голова, и крепко прижала его к груди.