В половине третьего она начала собираться на свидание, стараясь не привлекать к своим сборам внимания Андрея. Он, к счастью, был занят своими бумагами и на жену не смотрел. Но рогозинскую диссертацию Вера специально принялась укладывать в пакет на кухне и даже попросила мужа помочь подержать его края, кривясь от отвращения к себе.
Выйдя из подъезда, Вера побежала к остановке прямо по разлившимся лужам, потому что видела, как из-за поворота выезжает нужный ей автобус. Уже в его салоне она достала мобильник и позвонила Саше.
– Да, слушаю, – отозвался он.
У Веры подкосились колени. Так безлико, без обращения, он отзывался на ее звонки, когда рядом была Кира.
– Саша… ты… у нее? – задыхаясь, спросила Вера.
– Да, – чуть помолчав, сказал он.
– Но как же… мы же договорились…
– Так вышло.
– И что же теперь?
– Этот вопрос вполне можно решить позже, – на эзоповом языке ответил Забелин.
– Позже… – повторила она за ним и нажала кнопку отключения.
Вот как… Позже… И что же ей теперь делать? Возвращаться домой глупо. Куда же пойти? Да куда пойдешь с этой диссертацией? Она специально при Андрее укладывала в пакет толстую увесистую папку с материалами Рогозиной. Ради Саши Вера готова была таскать с собой эту тяжесть и даже не замечала ее. Сейчас чужая диссертация жутко оттягивала ей руку. Она перехватила пакет другой рукой, но легче он от этого не стал. Вера понимала, что занимается пакетом только для того, чтобы не думать о том, как мерзко с ней поступил Забелин, потому что если вдруг начать думать, то придется рыдать прямо в автобусе. Лучше уж думать о том, как ей тяжело держать пакет, стоя в переполненном салоне. Но может быть, лучше подумать как раз о другом, чтобы отвлечься от этой тяжести. О чем бы, например? Ну… например, о том, что у этой Киры что-то могло случиться и Забелина вынудили приехать. Но тогда почему не предупредил? Если бы предупредил, то, во-первых, ей, Вере, не пришлось бы дома изощряться во вранье. Во-вторых, она не оказалась бы в таком идиотском положении, как сейчас, с тяжеленной рогозинской диссертацией. А может быть, Саша намекал, что он успеет вернуться несколько позже, но именно сегодня, и они все же встретятся? Нет, она на такое не согласна… А как он-то может – от одной женщины и прямо к другой? Кошмар какой-то! Нет! Это не любовь! Фарс! Оперетта! Водевиль!!!
Нечаянно взглянув в окно, Вера вдруг увидела, что автобус проезжает мимо дома, где живут Милка с Кудеяровым. С тех пор как дочь практически выставила ее из квартиры, они больше не общались. Вера иногда звонила на мобильник дочери, но та никогда не отзывалась. На стационарный телефон Вере звонить не хотелось, поскольку трубку мог взять Боря. О чем ей с ним разговаривать? Мужу Вера так и не рассказала о том, что не так давно произошло в его квартире, отданной во владение дочери. Но сам Андрей несколько раз звонил Милке, и Вера была в курсе, что дочь с Кудеяровым все же расписалась. Никакой свадьбы не было, чему Андрей только порадовался, хотя по телефону долго журил Милку, что уж с родителями они могли бы отметить это дело как-нибудь по-тихому, по-родственному, и взял с нее слово, что в декабре они обязательно все вместе отпразднуют Милкин день рождения. Та вроде согласилась.
В надежде на то, что согласие отметить вместе день рождения означает возможность полного примирения, Вера принялась проталкиваться к выходу. Раз уж у нее сегодня все так нескладно получилось, она сейчас зайдет к дочери и попытается наладить с ней отношения до дня рождения. Если этого не сделать, то при встрече им обеим, не говоря уже о подлеце Кудеярове, будет неловко, и Андрей обязательно потребует объяснений.
Автобус увез Веру довольно далеко от дома Милки, но после духоты его салона она с удовольствием прошлась по свежему воздуху даже и с тяжелым пакетом.
Дверь квартиры открыла дочь. Вера не успела даже поздороваться, как Милка вышла на площадку, прикрыв за собой дверь и привалившись к ней спиной.
– Зачем ты пришла? – спросила она, как-то хищно прищурившись.
Таких прищуров раньше Вера у нее не видела.
– Может быть, для начала ты пропустишь меня в квартиру? – спросила она и перехватила тяжелый пакет другой рукой.
На дочь это не произвело ни малейшего впечатления. Она проводила взглядом перемещающийся пакет и сказала:
– Тебе нечего там делать!
Интонации Милки Вере не нравились. Так разговаривают не просто с чужими людьми. Так говорят с врагами. Конечно, как же дочери еще говорить с матерью, которая покусилась на самое святое: на ее будущего мужа! И ведь ничего не скажешь в свое оправдание. Если рассказать, что было на самом деле, Милка сделается несчастной. Впрочем, нет. Не сделается. Она ей ни за что не поверит.
– То есть мне никогда не будет ходу в эту квартиру? – спросила Вера.
– Никогда! – жестко отрезала Милка.
– Ты не собираешься налаживать со мной отношения?
– Не собираюсь!
– Но ведь у тебя все хорошо, ты замужем…
– Разве тебя этим можно остановить? – с сарказмом спросила дочь и неприятно хохотнула. – Борис был моим женихом, когда ты посмела… когда ты смогла…
Милка явно не находила слов, чтобы обозначить поступок матери как-то выпуклее, и Вера попыталась в этот момент вставить свое:
– Но… может быть, ты попытаешься меня простить…
– Никогда! – крикнула Мила. В ее голосе уже звенели слезы.
– А если я поклянусь, что больше никогда… ни за что…
– Нет! – еще громче выкрикнула дочь и зажмурилась. Из-под закрытых век потекли слезы.
– Хочешь, я поклянусь здоровьем Таськи и отца?!
– Не смей!!! Убирайся отсюда! Я тебя ненавижу! – Милка захлебнулась плачем, отвернулась от Веры, рванула на себя дверь и скрылась в квартире.
Лязг захлопнувшегося замка отозвался в Вериной голове болью. В висках заломило. Пакет с диссертацией Тамары Рогозиной выскользнул из обессиленной руки и упал на пол лестничной площадки с противным смачным шлепком. Потерев виски, Вера подняла пакет и стала медленно спускаться по лестнице. В этом старом питерском доме лифтов не было. Впрочем, в данной ситуации Вера вряд ли вспомнила бы о лифте. Странно, что она еще продолжала помнить про чужую диссертацию и тащить ее за собой, будто каторжанин колоду.
Похоже, старшая дочь вычеркнула ее из жизни. Пока. Эта сволочь Кудеяров непременно проколется еще раз, и Милка выгонит его из своей квартиры. Главное, чтобы не успела прописать. Впрочем, даже если пропишет, Андрей как-нибудь постарается оставить квартиру за собой. Юрист, поди, крючкотвор. Сообразит, как выкинуть на улицу уже и прописавшегося Борю. И тогда она, Вера, сможет наконец открыть дочери правду. Но когда это еще будет… На сегодняшний день Вера осталась без Милки. Ну ничего… У нее есть еще Таська. Есть Саша. Стоп! Стоп! А есть ли у нее Саша? Может быть, для нее Забелин – такое же наваждение, как для Милки – Кудеяров? Может быть, ей стоит послать его подальше, чтобы не быть похожей на Милку? Конечно! Именно это и надо сделать! Что хорошего она имеет с тех пор, как началась эта изматывающая связь с Забелиным? Да ничего! Одни муки. Сначала она мучилась тем, что изменяет мужу, потом стала сходить с ума от ревности. Теперь у нее рушилась семья. Конечно, ни Забелин, ни Вера не виноваты в том, что Милка влюбилась в такое дрянцо, как Боря, а Таське изменил гад Соболев, но, похоже, это все звенья одной цепи. Все мужчины врут и изменяют, на кого ни посмотри. Может быть, и Андрей не исключение, просто хорошо маскируется. Впрочем, как и она сама. Может быть, и все женщины изменяют? То есть вообще все – вообще всем?! Нет, этого просто не может быть! Должны же где-то жить нормальные, верные, любящие люди! Должны! Иначе жизнь вообще не имеет смысла! Пожалуй, сейчас она, Вера, начнет с того, что попытается вернуть утраченное. Она еще сможет снова полюбить Андрея. Он, безусловно, самый достойный мужчина из всех, что ее окружают. Он не заслужил участи рогоносца. Вера достала мобильник и написала Забелину сообщение: «Все кончено! Я тебя ненавижу!» В этот момент она именно ненавидела его. Искренне. С такой же силой, с какой ее сейчас ненавидела Милка. Посмотрев на экранчик телефона, Вера приписала к сообщению: «Счастья тебе с Кирой!» – и отправила его.