– Подожди, Тоня, – остановил меня Мастоцкий и обратился к матери Феликса: – Вы говорите, что ему было дано другое задание... Какое еще задание... – Кирилл уже не мог даже держать вопросительной интонации.
– Ну вот что! – твердым голосом хозяйки положения сказала Надежда Валентиновна. – Я вовсе не обязана вам это говорить. А на Вадичку можете подавать заявление в милицию. Чем раньше его посадят, тем лучше!
– И вы не боитесь...
– Нет! Этот Вадичка лучше отсидит несколько лет, чем скажет хоть слово о Феликсе или обо мне!
– Потому что...
– Потому что в противном случае его осудят пожизненно.
– Вы страшные люди... – Проговорил Мастоцкий, пересел на подлокотник моего кресла и обнял меня за плечи.
– Мы обычные люди, – с усмешкой ответила Надежда Валентиновна. – Феликс пишет для удовольствия миллионов читателей уже по всему миру, а я... я всего лишь помогаю ему, как могу. В общем, у нас работа такая.
– Ясно, пошли, Тоня! – Кирилл опять попытался вынуть меня из кресла.
– Погодите, – еще раз остановила нас Надежда Валентиновна. – Я понимаю, что у вас есть против Феликса что-то существенное, в противном случае вы не пришли бы сюда, верно?
Мы с Мастоцким синхронно кивнули.
– Так вот: предлагаю бартер!
Мы с Кириллом выпучили глаза. Какой еще бартер возможен в нашем случае?
Надежда Валентиновна поправила выбившуюся на висок дымчатую прядь и сказала:
– В обмен на ваши материалы я предлагаю тебе, Антонина, последние страницы романа о ваших с Феликсом отношениях.
При этих ее словах я превратилась в ничто, бесплотный дух. Мне предлагали узнать, чем все должно завершиться. Просмотреть, так сказать, Книгу Судеб на страничке, посвященной моей кончине.
– Неужели вы считаете, что случится именно то, что ваш маньяк-сын там напридумывал? – спросил за меня Мастоцкий.
– Очень может быть. Чаще всего случается именно так.
– Нет! Ничего не выйдет! Мы с Антониной женимся... венчаемся, и никто ничего не сможет с нами сделать! Не программируете же вы, в самом деле, чужую жизнь!
– Как знать, молодой человек, как знать... – Надежда Валентиновна проговорила это с интонацией пифии.
Этого я уже вытерпеть не смогла. Все мое тело бывшей Волчицы завибрировало от самого настоящего животного страха. Против этой женщины я была всего лишь жалким ягненком, который (согласно известной басне) был виноват уж только тем, что Феликсу с мамашей хотелось кушать на серебре и золоте. Да-а-а-а... Слишком много я о себе навоображала. Права была Леночка Кузовкова, когда считала мою индивидуальность выпендрежем чистой воды. Мне не перегрызть этим людям горла... Никогда...
Кирилл наконец сумел вытащить меня из кресла, и мы покинули «гостеприимное» жилище.
В дверях я все же нашла в себе силы, чтобы обернуться и спросить:
– А где сам Феликс-то?
Надежда Валентиновна даже не посчитала нужным мне ответить. Она повернулась к нам спиной и будто растворилась в своем дымчатом жилище. Мы с Кириллом выбирались за пределы владений Плещеевых самостоятельно. Меня уже колотила самая настоящая дрожь, сопровождаемая зубовным перестуком. Кирилл что-то пытался мне говорить, но я в ответ только клацала челюстями.
В домике Мастоцкого я уже смогла выговорить кое-что членораздельное:
– Кира! Я их боюсь!
Он хотел мне что-то сказать, но именно в этот момент подал голос его мобильник. Я не вслушивалась в разговор Кирилла, потому что не могла перестать думать о визите в особняк Плещеевых. Когда Мастоцкий отключил телефон, лицо его выглядело растерянным.
– Что случилось еще? – прошептала я.
– Да понимаешь... Сашка... тот самый, кому я отдал диск Наташи, сказал, что комп пуст.
– Что? – не поняла я.
– В общем, благодаря Наташиным данным Сашка легко вошел в компьютер Феликса...
– Ну и?
– Ну и... в нем вообще нет никакой информации. Нет папок с файлами. Одна ерунда: несколько программ и игры, игры... игры...
– Может, твой Сашка не такой уж гений, каким ты его представлял?
– Нет, Тоня, он действительно может многое, если не сказать – все. Если говорит, что в компьютере ничего нет, значит, действительно нет.
– А не может быть так, что он... ну... нечаянно... вошел в другой комп... не в Феликсов?
– Исключено. Видимо, Плещеев и тут соломки подстелил.
– И что теперь?
– Все то же. У нас есть записи Наташи Серебровской. У ее брата – в целости и сохранности ноутбук сестры. Это значит, что мы можем... как я и говорил этой... грымзе... идти или в милицию, или для начала предоставить материалы СМИ. Представляешь, какой скандал мы раздуем. И это только мягко сказано – скандал! Думаю, Манане Мендадзе грозит тюремное заключение!
– Но ее... то есть его... книги при этом только вырастут в цене!
– Плевать! Тоня! Какое нам дело до его книг? А потом... как всегда, найдутся неравнодушные люди, которые призовут к какому-нибудь бойкотированию книг убийцы!
– Вряд ли это бойкотирование на что-нибудь повлияет. Думаю, что, если бы сейчас вдруг нашлись, к примеру, записки Чикатило, их выпустили бы сумасшедшими тиражами и благодарные читатели расхватали бы книги за день! Ты только посмотри, какие нынче расплодились программы на телевидении. Люди смакуют трагедии, не говоря уже о несчастных случаях и неловких ситуациях, в которые каждый из нас попадал. Комментаторы, сглатывая сладкую слюну, говорят: «Давайте посмотрим на катастрофу этого самолета еще раз!»; «А вот теперь более крупный план того, как N нечаянно сел мимо стула!»
– И все равно мы должны сделать то, что должны!
– А если они успеют опередить нас? – опять с трудом ворочая языком от страха, проговорила я.
Мастоцкий в очередной раз прижал меня к себе, пытаясь спасти от тревожных раздумий. Но разве от них спасешь?
– Тоня! Ничего не бойся! – сказал он. – Материалы Наташи в надежном месте! Я не позволю упасть с твоей головы ни волоску!
– Не говори банальностей, Кира, – просопела ему в грудь я.
– Это не банальности, а правда жизни. Я за тебя, Тонька, на что хочешь пойду, хотя ты этого совершенно не заслуживаешь!
Эти слова заставили меня улыбнуться. Я отстранилась от Мастоцкого, с интересом посмотрела ему в лицо и с удивлением обнаружила, что он очень даже ничего себе мужчина. Я была знакома с ним так давно, что, казалось, знала его всего наизусть. Сегодня его пестро-серые глаза показались мне очень красивыми, а губы...
В общем, потом мы чуть ли не весь остаток дня провели в постели. Я старалась думать только о том, что мой будущий муж – классный мужчина во всех своих проявлениях и я совершенно напрасно так долго им пренебрегала. И свадьбу мы закатим роскошную, назло всем чикатилам! И я, бывшая Волчица, уберу себя розовыми цветочками и бабочками, как какая-нибудь кукла Барби! Назло! С прошлой жизнью покончено навсегда.