– Где нашли? – живо поинтересовался Головин, буквально прилипая к стволу носом, и, по всей видимости, уловил запах пороха.
– В горшке, – флегматично ответил опер.
– Каком еще…
– В котором пальма растет.
– Тогда не в горшке, а в кадке, – поправил коллегу грамотный следователь.
– Один хрен, – хмыкнул тот и удалился.
Когда унылая спина оперативника скрылась за дверью, Головин растянул узкие губы в джокерской улыбке и бодренько так спросил:
– Что скажете, госпожа Новицкая?
– Вы о чем?
– О пистолетике. Девятимиллиметровом «браунинге», из которого, предположительно, убили вашего брата. Вы же слышали, наверное, что его нашли в кадке… Не ваш пистолетик-то?
– Не мой.
– И вы никогда его не видели и в руках не держали?
– А вы отпечатки проверьте.
– Да кто в наше время на стволах отпечатки оставляет! Все ж кино про разбитые фонари смотрят, знают, что «пальчики» стирать надо…
Ева никак на этот выпад не прореагировала, решив не поддаваться на провокации, а отвечать только на вопросы по существу. Головин, уловив настроение допрашиваемой, перестал паясничать и спросил серьезно:
– Значит, вы утверждаете, что пистолет не ваш?
– Нет.
– И как он попал в кадку с пальмой, стоявшую у вашей двери, не предполагаете?
– На площадке еще четыре квартиры. Может, кто из соседей его туда сунул…
– Хотите сказать, кто-то из соседей и вашего брата убил?
– Все может быть.
– А мотив?
– То есть у меня, по вашему мнению, он есть?
– Конечно.
– Ну-ка, ну-ка?
– Первый – давняя вражда. Я знаю, вы рассорились с братом еще до того, как он сел. Денис обвинял вас в том, что вы его обобрали, присвоив бабушкину квартиру со всем антикварным имуществом себе, трубил по всем углам, какая вы гадкая особа, и вы его за это ненавидели…
– Настолько, что решила его убить? – Ева презрительно скривила безупречные губы. – Не смешите, майор. Вы сами только что сравнивали меня с героиней «Основного инстинкта», а такие женщины из ненависти не убивают, только ради забавы… – Она позволила себе загадочную, как раз в духе Шэрон Стоун, улыбку. – Тем более что я Дусика не ненавидела. Мне было на него и на его обвинения чихать!
– Это раньше, до того, как вы стали популярной певицей. Теперь же вам ни к чему скандалы…
– Вы не знаете шоу-бизнеса, господин следователь. Скандалы мне только на руку, это лишняя реклама.
– Антиреклама.
– Ну с моим-то имиджем именно такая работает лучше всего!
– А если предположить, что Денис вас шантажировал или требовал своей доли, а вы не хотели делиться…
– Предполагайте на здоровье, – фыркнула Ева. – А вот когда у вас появятся факты, приходите. – Она демонстративно зевнула, не удосужившись прикрыть рот ладонью. – Теперь же попрошу меня оставить. Надеюсь, я помогла следствию, и вы найдете убийцу моего брата в ближайшее время…
– Позволите еще пару вопросов? – смиренно потупив очи, молвил Головин.
– Слушаю, – процедила Ева.
– Когда вы вышли из лифта, ничего подозрительного не заметили? Удалявшегося силуэта, например. Метнувшейся тени…
– Ничего такого, – подумав, ответила она.
– Может, слышали что? Шаги? Шорохи? Звук закрывающейся двери?
Ева покачала головой.
– Тогда просто опишите свои действия. Вот двери лифта открылись, и…?
Понимая, что допрос не кончится до тех пор, пока Головин не вытянет из нее все жилы, Ева собралась по возможности кратко ответить, но тут на площадке раздался громкий, хорошо поставленный голос генеральши Астаховой:
– Это она его убила, больше некому! – выдала она прокурорским тоном. – Посторонних утром я в подъезд не пускала, а из жильцов дома находились только женщины…
– А женщины разве убить не могут? – раздался в ответ ленивый возглас одного из оперов, судя по всему, того самого, опойного.
– Еще как могут! Но только не наши жилички. Тут одни новые русские квартир понакупали, а у них супруги сплошь глупые курицы. Молодые «миски», ограниченные и безобидные. Им бы только по салонам да магазинам таскаться… Они на убийство не способны!
– А Ева Новицкая, по-вашему, способна?
– А то! Эта стерва… – Астахова запнулась, углядев в дверной щели нахмуренное лицо Евы, но не смогла задушить в себе рвущуюся из глубины души ненависть. – Она на многое способна. Уж коль бабушку родную из квартиры выжила…
– Заткнись, дура, – рявкнула взбешенная Ева.
– А вот и не заткнусь, – мстительно процедила генеральша. – Бабку выжила, брата бросила. Он, бедный, как освободился (сел несчастный мальчик ни за что! Уверена – это Фроська его подставила!), сразу к сестре родной, а ее типа дома нету!
– То есть потерпевший несколько раз приходил к сестре, а она делала вид, что отсутствует?
– Приходил, – поддакнула Астахова. – Но его никогда не пускали в квартиру…
– Меня дома не было, – дивясь старухиному вероломству, бросила Ева. – Я и понятия не имела, что брат вышел… – Она бросила почти умоляющий взгляд на Головина. – Эта ведьма мне даже не говорила, что Денис появлялся тут и меня спрашивал!
– Спрашивал, спрашивал, – словно не слыша ее оправданий, прошуршала генеральша. – Говорил, что повидаться хочет. Я-то его с детства знаю, вот и пускала…
– Пускали? – переспросил «опойный».
– Ну да. Раза три разрешала в родной подъезд войти и на диванчике этом… – Она указала на тот самый предмет мебели, где Дусик испустил свой последний вздох, – подождать.
– Но с сестрой он так ни разу и не встретился?
– При мне нет, – поджала губы старуха. – Но я тут редко дежурю…
Ева стиснула зубы, чтобы не обматерить подлую бабку (запас ненормативной лексики у нее был огромный!), и мученически посмотрела на следователя. Но тот ее не пощадил:
– Вы первая подозреваемая, надеюсь, это понимаете?
– И что? – только и смогла сказать Ева.
– Подписка о невыезде для начала, – пожал не очень развитыми плечами Головин. – Потом посмотрим…
– У меня гастроли!
– Придется отменить.
– А вот хренушки, – запальчиво возразила Ева, прищурившись, как разозленная кошка.
– Госпожа Новицкая, вы что, еще не поняли, как серьезно влипли? – чуть ли не с жалостью спросил Головин. – Думаете, мы тут в бирюльки играем? Так вот, говорю вам последний раз: вы пока единственная подозреваемая. И очень перспективная…