– Только походно-полевая, – поспешно поправился полковник.
– Связанная с риском для здоровья и жизни, – не менее поспешно добавил Глеб.
Маргарита Викентьевна рассмеялась и увела Ирину осматривать дом. Малахов велел Глебу нанизывать мясо на шампуры, а сам принялся разводить костер, время от времени озабоченно косясь на небо, которое что-то начало хмуриться, хотя с утра вовсю светило солнце и казалось, что на дворе не ноябрь, а начало октября.
Мангалы полковник не признавал принципиально, получая заметное удовольствие от примитивных условий готовки пищи. Он собственноручно натаскал из сада и наломал целую гору сухих сучьев, хотя с того места, где сидел на корточках Глеб, была отлично видна большая, аккуратно сложенная поленница березовых дров. Это было, конечно, чудачество, но вполне невинное. Глебу, который знавал чудаков, любивших играть в русскую рулетку или закусывать водку сырым человеческим мозгом, оно казалось даже симпатичным.
Пока шашлыки, шипя и источая дурманящий аромат, жарились над углями, женщины накрыли стоявший под облетевшей яблоней в глубине сада дощатый стол. Колдовавшим у огня мужчинам принесли по стопке водки и по огромному антоновскому яблоку на закуску. Полковник повертел яблоко так и этак, понюхал, закатив глаза от удовольствия, затем придирчиво осмотрел рюмку и сказал:
– Простите, а нельзя ли наоборот: бо-о-ольшую рюмку водки и ма-а-аленькое яблочко?
– Пенсионерам, – строго сказала Маргарита Викентьевна, – нельзя!
Вид у нее при этом был такой заговорщицкий, что Глебу стало ее жаль: она была уверена, что знает больше всех, на самом деле являясь единственной из присутствующих, кому было неизвестно истинное положение вещей.
Глеб выпил ледяную водку, понюхал яблоко и с хрустом вонзил зубы в плотную, сочную мякоть. Ноздри его наполнились пьянящим ароматом осени, по телу разлилось приятное тепло пришедшегося к месту алкоголя. Он крякнул и восторженно замычал с набитым ртом. Ирина тихо рассмеялась и потрепала его по непокорному ежику светлых с проседью волос. Глеб замер, боясь спугнуть эту нечаянную ласку, но Ирина уже отправилась помогать Маргарите Викентьевне накрывать на стол.
– Отходит? – переставая хрустеть яблоком, спросил полковник и незаметно кивнул в сторону Ирины.
Глеб слегка нахмурился, а потом скорчил неопределенную гримасу и подвигал бровями. Пронаблюдав за танцем его бровей над оправой притемненных очков, полковник вздохнул и отложил надкушенное яблоко.
– Ты извини, Глеб Петрович, – сказал он. – Я понимаю, что лезу не в свое дело, но…
Он надолго замолчал и полез в карман старенького солдатского ватника за сигаретами. Глеб подождал продолжения, не дождался и заговорил сам.
– Вы хотите сказать, что в прошлый раз я сорвался именно из-за нее?
Полковник помедлил с ответом. Он не торопясь прикурил сигарету от тлеющей головешки, сосредоточенно скосив к переносице глаза, бросил головешку обратно в костер и сказал, твердо выговаривая слова:
– Она прекрасная женщина. Не надо на нее грешить.
Если бы ты сорвался из-за нее.., если бы ты был способен сорваться из-за женщины, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Она стала последней каплей, не спорю, но ее вины в этом нет. Знаешь, досье, которое мне тогда подбросили, было очень подробным, так что все твои секреты я знаю едва ли не лучше тебя. И давай закроем эту тему. Я задал вопрос просто – ну просто по-человечески. Если он тебя как-то задел, возьму обратно.
– Извините, Алексей Данилович, – сказал Глеб, но глаза его за стеклами очков потемнели.
– Извините, Алексей Данилович, – совсем по-мальчишечьи передразнил Малахов. – Кстати, если тебе это интересно, могу сообщить, что то досье я уничтожил.
– Это уже интересно, – сказал Глеб, тоже закуривая и расслабленно усаживаясь прямо на землю. – То есть, это, конечно, приятно, но позвольте спросить: почему? Согласитесь, для полковника ФСБ вы поступили скажем, не совсем типично.
– Видишь ли, Глеб Петрович-. Ты, конечно, мужик хороший, но есть в тебе что-то от пулемета, который какой-то не слишком умный шутник смеха ради подбросил в деревню папуасов или других каких-нибудь дикарей.
Лежит себе этакая штуковина, и никто не знает, что с ней делать. И так покрутят, и там нажмут, а пулемет молчит, потому что затвор лежит отдельно, под соседним кустиком. Вот это самое досье и есть затвор, с помощью которого можно заставить пулемет работать. Вернее, было.
– Почему же – было? – задумчиво спросил Глеб. – Ведь вы уничтожили только дискету, а дискета – это так, копия, и, возможно, не первая. Может быть, тот доброхот разослал по дискете каждому сотруднику ФСБ в чине от майора и выше, и теперь все они в свободное от работы время ищут капитана Сиверова по кличке Слепой. Как вам нравится такой вариант?
Малахов, морщась от жара, слегка повернул шампуры над углями, побрызгал на угли водой и снова опустился на корточки.
– Скоро будут готовы, – сообщил он. – Хорошо, а то жрать охота до беспамятства. За кого ты меня держишь? – добавил он после коротенькой паузы. – Я сказал, что досье уничтожено. Не веришь – иди и проверь.
– К черту, – сказал Глеб. – Ничего не буду проверять. Так хочется иногда для разнообразия кому-нибудь поверить…
– Тогда кончай трепаться и волоки сюда какую-нибудь посудину, – распорядился Малахов. – Сил моих нет больше ждать. Знаешь, как моя бабка говорила? Горячее сырым не бывает.
– Как, как? – улыбаясь, переспросил Глеб.
Полковник повторил.
Слепой расхохотался, запрокинув голову.
– Иди, иди, – улыбаясь, повторил полковник.
После обеда Маргарита Викентьевна осталась убирать со стола, а Глеба и Ирину прогнала гулять, заявив, что их дело молодое. Мужу она тоже придумала какую-то работу и не позволила Глебу остаться, чтобы помочь.
– Ступайте, ступайте, – сказала она. – Сам справится. Ему делать нечего, он у нас пенсионер, вот пусть и растрясет жирок. Помните, одно время нас всех пугали гиподинамией? Даже песня такая была. А он у меня все норовит после обеда в кровать завалиться.
Полковник, напустив на себя виноватый вид, проводил Глеба и Ирину до калитки на задах, открывавшейся прямо на пологий откос, который спускался к неглубокой и узкой речушке, тихо струившейся в зарослях голой красноватой лозы.
Они спустились к воде по едва заметной тропинке, без видимой нужды прихотливо петлявшей по косогору.
– Как здесь все.., с размахом, – нарушила молчание Ирина. – Даже тропинка. Вот посмотри: если повернуться спиной к деревне, не видно ни одной прямой линии. Все плавно, все округленно… Помнишь, как у О'Генри?
– «Квадратура круга», – припомнил Глеб название рассказа.
– А твой полковник.., полковник, да?