– Небось, после такой встряски у тебя желание выпить появилось?
– Не отказался бы, надо нервы в порядок привести, – Я тебе предлагаю чудесный план. Жене сейчас скажи, что ты согласился.
– Я еще согласия не давал.
– А ты скажи. Если потом передумаешь, всегда можешь соврать, что место уже занято.
– Не умею я так.
– Тогда дай трубку Варваре Станиславовне.
– Не хочу.
– Дай, я приказываю.
– Дома у меня ты не приказываешь.
– Конечно, там у тебя другие приказывают. Так вот и передай трубку генералиссимусу.
Неохотно Штурмин отнял трубку от уха и протянул ее жене:
– Варвара, тебя просят.
– Ну, слушаю, – как показалось Штурмину, ласковым, даже чересчур, голосом проворковала Варвара.
– Не сдается?
– Сдастся, куда денется, – уже зло и твердо сказала Варвара.
– Пара усилий осталась. Думаю, он сломается.
– Он уже дрогнул, трещины пошли.
– Вы, Варвара, честно сказать, молодец, сделали то, что не под силу дюжине генералов.
– Ага, всегда, когда что-нибудь тяжелое, то Варваре делать?
– Ну, не всегда. Я хочу, чтоб вы. Варвара Станиславовна, отпустили Леву часика на четыре…
– А может, на два месяца? – произнесла в трубку женщина.
– Нет, нет, – сказал Мещеряков.
– А если вы подъедете к нам? – предложила Варвара.
– К сожалению, не могу. Да и Лева не обрадуется.
Лучше мы на нейтральной территории коньяка граммов по пятьдесят выпьем и он согласится.
– Знаю я ваши пятьдесят.
– Ну, не пятьдесят, – сказал Мещеряков, – по сто. Идет?
– А что вы со мной торгуетесь, вы ему предложите.
– На это он согласен.
– Ему одно надо – лишь бы из дому уйти, лишь бы меня не видеть!
– Зачем вы так… – Мещеряков понял, что встрял в не очень приятную ситуацию и тут же громко произнес:
– Сейчас, сейчас, полковник, секундочку.., присядьте, – он говорил деловым голосом так, чтобы произвести на Варвару впечатление, хотя сидел в кабинете абсолютно один, даже ноги забросил на край стола. – Дайте, пожалуйста, трубочку вашему супругу.
– На, тебя, – Варвара сунула трубку майору.
Штурмин прижал ее к уху.
– Ну, как там?
– Нормально, – буркнул Штурмин.
– Я, ты знаешь, договорился с ней, она тебя отпускает.
– Куда отпускает?
– Встретимся где-нибудь.
– Где? – спросил Штурмин.
– Ко мне нельзя.
– Что, жена – ехидна?
– Нет, – признался Мещеряков, – теща приехала. Они сейчас с женой разбираются, как детей воспитывать. Давай к Иллариону, он один живет, и думаю, обрадуется.
Штурмину уже было все равно, где и с кем пить, самое главное – уйти хотя бы на пару часов из дому.
Ведь он хорошо знал, что этот накат, эта ссора, скандал – лишь начало, так сказать, первый всплеск, первый толчок большого землетрясения, а за первым должен последовать второй, третий, четвертый. И тогда ему уже небо покажется с овчину, жена выльет на голову все, что накопила за долгие годы. Припомнит мельчайшие подробности, причем, такие, о которых Штурмин даже не подозревает. Вспомнит его друзей, убитых и раненых, вспомнит инвалидные коляски, похороны, цветы, свадьбы, торжественные собрания, вспомнит тещу с ее огородом и дырявой крышей, которую Штурмин чинит каждое лето – в общем, все, что можно.
Память у нее дай бог, даже припомнит болезни детей, случившиеся, когда он был в командировке и защищал родину, отдавая ей священный долг. А слушать это Штурмину не хотелось.
– Я, Варвара, пойду.
– Да, да, – веско сказала Варвара, – и договорись с Мещеряковым, что ты станешь работать инструктором на полигоне и будешь приезжать домой хотя бы три-четыре раза в неделю.
– Но и это не близко.
– А мне все равно. Это ближе, чем Таджикистан или Югославия. Надеюсь, ты меня понял?
– Понял, понял… – пробурчал Штурмин, выбираясь из-за стола.
– Ты бы бутербродов перед пьянкой поел, – миролюбиво сказала Варвара.
– Вот приду и поем. Ты же знаешь, у меня аппетит не до пьянки, а после.
– Знаю. Минералки купить?
– Да, купи.
– Тогда иди.
Штурмин оделся быстро, словно бы у него в запасе, как у солдата новобранца, было всего лишь сорок пять секунд, словно бы дембель с ремнем в руке уже зажег спичку, и если он не уложится в сорок пять секунд, то железная пряжка со звездой обрушится на его спину.
– Куда ты бежишь? – прижавшись плечом к стене, бросила жена. – Словно на пожар летишь. Тебя по тревоге подняли, что ли?
– Я всегда так, – быстро всовывая руки в рукава и застегивая молнию, бросил Штурмин.
– Шарф поправь, – сказала жена, подошла и поправила мужу шарф.
– Брось, не маленький…
– И шапку в руках не носи, это тебе не перчатки, шапка должна быть на голове, – жена, поднявшись на цыпочки и едва дотянувшись до головы мужа, принялась надевать шапку. – Да наклонись ты, вырос до потолка.
– Я всегда такой был.
– Ну, да, это я стала маленькой, ты это хочешь сказать? Тебе, наверное, нравятся другие – толстые и длинные бабы?
– Такого не бывает, – заметил Штурмин, – если толстая, она уже не длинная.
– А я, значит, тебе уже не нравлюсь?
– Ты опять за свое…
– Естественно, за свое. Какого черта я буду за чужое переживать, я только за свое переживаю.
– По-моему, ты перебираешь, – Штурмин боком попытался протиснуться между женой и стенкой, но сделать это оказалось посложнее, чем прожаться между двумя бетонными колоннами.
– Ладно, – Штурмин за локти легко приподнял жену и поцеловал в плотно сомкнутые губы, – чтобы расслабилась, – сказал он.
– С тобой расслабишься. Когда перейдешь на полигон, вот тогда мы и расслабимся.
– Дался тебе этот чертов полигон! Как будто там мед ложками едят.
– Может, и не едят, – со знанием дела произнесла Варвара, – но зато в своих не стреляют и ножами животы не порют.
– Это точно, – хотя Штурмин прекрасно знал, что делается на полигоне, и временами там куда опаснее, чем в горах, где засели враги.