Он не успел прикрыть дверь, как услышал окрик:
– Ключи забыл! Придешь, начнешь греметь, детей разбудишь.
– Словно бы они маленькие.
– Маленькие, – сказала Варвара, – совсем несмышленыши, делают лишь бы что. А тебе с ними позаниматься некогда. Хотя чему ты их научишь? Сам такой. Иди.
– Иду…
Штурмин сжал в руке связку ключей, словно хотел заехать кому-нибудь по роже. Вышел на лестницу, быстро закурил, несколько раз затянулся. Почувствовал облегчение, словно бы стопудовый камень свалился с плеч и не тянет его больше ко дну. А затем, даже не вызывая лифт, побежал по лестнице, перескакивая через несколько ступенек.
На улице он преобразился окончательно. Теперь это был, уверенный в себе мужчина, которому встречные, как правило, уступают дорогу.
Варвара стояла у окна и любовалась своим мужем, какой он большой, сильный, за ним как за каменной стеной. И тут же подумала сама о себе:
«И все же, я счастливая. У многих, вообще, мужей нет, кого поубивали, кто спился. А мой – здоровый, хороший и, главное, не шумный. Никогда слова поперек не скажет, всегда я его побеждаю. А почему? Потому что как только замуж вышла, сразу его на место поставила и слабины ни разу не давала. Вот он и стал у меня таким правильным, все мне завидуют. А как мундир наденет, так, вообще, герой, ходить даже иногда с ним бывает стыдно, все заглядываются. Ладно, пусть выпьет, я своего добилась. Крови попортил, правда, мне, сволочь! Ну, да ничего. Вернется, я ему устрою, я ему еще не все сказала, – Варвара аккуратно сложила бутерброды на большую тарелку, затем прикрыла их второй – поменьше, и сунула на верхнюю полку холодильника. – Придет же, есть захочет. Кстати, надо не забыть купить ему минералки, а то жажда замучит», – и она продолжила уборку.
Вытирала пыль она так спокойно, как будто до этого ничего не произошло, словно и не случилось крутого разговора с мужем, от которого зависело их будущее. Она даже тихонько напевала.
«И откуда только пыль берется? Два раза в неделю влажную уборку делаю, а она появляется. И книг дома немного, и от тряпок шкафы не ломятся, а пыли… – и Варвара провела пальцами по экрану телевизора. На экране осталась диагональная полоса. – Сейчас, сейчас протру», – и она тщательно вытерла экран, нажала кнопку.
Заработал телевизор. Теперь уборка пошла веселее.
Варвара поглядывала на экран, слушала рассеянно.
Шли новости. Политика женщину интересовала лишь в том разрезе, пошлют куда-нибудь мужа или нет. Дебаты в Думе ей давным-давно надоели, кстати, как и всем остальным в России. Смотреть на полусумасшедшего Жириновского ей не хотелось, как не хотелось слушать и рассудительных спикеров обеих палат.
Она пошла сполоснуть тряпку, хоть та и была довольно чистой, а когда вернулась, то в телевизоре тоже произошли перемены. Политические новости кончились и теперь журналист с бесстрастным лицом, но дрожащим голосом рассказывал о криминальных ужасах, творящихся в Москве. Если к заказным убийствам, ко взрывам машин с бизнесменами Варвара привыкла, и эти новости ее не трогали, – как-никак к богатым она себя и мужа причислить не могла, а значит, и подобные ужасы им не грозили, – а вот когда пошел почти безобидный материал о том, как дети отравились обедом в простой московской школе. Варвара Станиславовна отложила тряпку и присела на край кресла. Такое же могло случиться и с ее дочкой.
«Наверное, лучше давать ей обеды с собой», – решила она и уже хотела встать, когда пошли кадры ночной Москвы.
Журналист стоял на тротуаре, вокруг сновали люди, мелькали огни машин. А он, выхваченный из темноты яркой лампой подсветки, взволнованно говорил:
«Совсем недалеко от людного места был обнаружен труп молодого сильного мужчины…».
Тут же показали акведук, такси с открытой дверцей, возле которого ходили криминалисты, что-то измеряли. А журналист продолжал рассказывать о том, что труп в этом месте далеко не первый. Из его рассказа Варвара узнала о том, что в городе завелся маньяк, жертвами которого становятся не девочки-подростки, не мальчики, не старики и даже не женщины, маньяк душит сильных и здоровых мужчин.
Когда пошел блок рекламы. Варвара тут же подумала о сыне. Парень он был хоть и совсем молодой, но видный, сильный. Пошел в отца, а не в нее. А вот дочь, наоборот, хрупкая и стройная, как она. Варвара сына любила больше, чем дочь, а вот отец – наоборот.
«Нужно сказать сыну, чтобы поздно не ходил, – и тут же Варвара усмехнулась, – будто бы он меня послушает. Он уже третий год занимается дзюдо у какого-то приятеля отца. Мужчины так устроены, что никогда не слушаются. Весь в отца сын пошел. Тот тоже, тихий, тихий, а все делает по-своему. Вот же, – спохватилась Варвара, – пыли на телевизоре было столько, что яркость до конца закрутили. Так и кинескоп сгорит».
Присев на корточки, она отрегулировала телевизор и выключила его.
Штурмин стоял на перекрестке неподалеку от мигающего желтого светофора, всматривался в проезжающие мимо машины. Он не знал, на чем сейчас подъедет Мещеряков – то ли на своей машине, то ли на служебной. Как и каждый мужчина, он засматривался на красивых женщин, проходивших мимо, даже сам. того не желая, сравнивал их с женой.
«Да, вот та ничего… – подумал Штурмин, скользя взглядом по стройным ногам молодой девушки. Но тут же спохватился, той было лет чуть больше, чем его дочери. – Вырядилась как проститутка! – со злостью подумал он и тут же переключил внимание на полную молодую женщину в короткой расстегнутой шубке. – Точно, права Варвара, – подумал он, – вот на таких меня тянет. Хотя тянет – не то слово, ведь никогда же не подойду, не заведу разговор. Это только так, в мыслях, могу изменить жене. На самом же деле, сколько лет живем, а никогда не изменял, хотя возможностей было не счесть», – мечтательно подумал Лев Штурмин и самодовольно улыбнулся, словно бы это являлось его большим достоинством, самым главным из всех положительных качеств.
Он радовался, что спокойно способен стоять неподалеку от перекрестка, и соблазны в виде красивых женщин могут проплывать мимо него, а он и шагу не сделает навстречу. Пусть даже ему улыбаются, пусть строят глазки, а он как часовой у полкового знамени – ни разговоров, ни лишнего движения.
Он даже не заметил, как возле него притормозила машина, и в окошко высунулся Андрей Мещеряков:
– Чего стоишь, как столб? Баб красивых разглядываешь?
– Тебя жду, дышу воздухом, – неторопливо Штурмин повернулся и кивнул Мещерякову.
– Садись быстрей, тут стоять нельзя.
– Это тебе нельзя, а мне без машины можно.
Мещеряков приехал на служебной «Волге».
– Чего не на своей приехал? – осведомился Штурмин, забираясь на заднее сиденье.
– Ты же знаешь, когда за рулем, ни грамма не беру. Святой закон, я его блюду, как ты свою верность, – Мещеряков, перегнувшись через спинку сиденья, крепко пожал руку Штурмину.