— Что мне с ними делать? — стенал их обладатель, зажав по птице под мышками и гоняясь за третьей.
— Не имею ни малейшего представления, — ответствовал Анфим, беспечно махнув рукой. — Затем я и придумал такой фант — чтобы выяснить.
Выигравший ушел с двумя павлинами, плюнув на остальных. После изрядной суматохи гулякам, слугам и артистам удалось-таки выставить восьмерых павлинов за двери.
— Пускай халогаи с ними воюют, — высказал кто-то удачную, по мнению Криспа, мысль.
Когда птицы удалились — крики, доносившиеся с улицы, не оставляли сомнений в том, что обозленные павлины доставили императорской охране немало хлопот, — пирушка немного утихла, словно всем собравшимся необходимо было слегка перевести дух.
— Интересно, сумеет он их снова завести? — сказал Крисп своему случайному соседу. Они стояли возле чаши с засахаренными фруктами в желатине, выглядевшими не очень аппетитно из-за множества павлиньих следов.
— Не знаю, — отозвался сосед, — но думаю, что сумеет.
Крисп покачал головой. Скомбр снова пошел по кругу с хрустальной чашей. На сей раз он остановился возле молодого человека, первым попытавшегося съесть заколдованное ребрышко.
— Хотите испытать удачу, высокочтимый Пагр?
— А? — Пагр не сразу очнулся от пьяной полудремы. Он долго копался, вытаскивая шарик, еще дольше раскрывал его. Потом начал читать пергамент, шевеля губами. Но вместо того, чтобы объявить вслух о выигрыше, повернулся к Анфиму и заявил:
— Не верю!
— Чему ты не веришь, Пагр? — спросил император.
— Десять тысяч блох, — ответил Пагр, заглянув еще раз для верности в пергамент. — Даже ты не настолько безумен, чтобы собрать десять тысяч блох.
В другой раз за столь фривольные речи аристократ мог поплатиться языком. Но Анфим тоже был пьян и, как обычно в таком состоянии, добродушен.
— Так значит, ты сомневаешься во мне? — Он показал на дверь, в которой появился слуга с большим алебастровым кувшином. — Полюбуйся: десять тысяч блох!
— Не вижу никаких блох. Я вижу только дурацкий кувшин! — Пагр нетвердой походкой подошел к слуге, выхватил кувшин, откинул крышку и остолбенело уставился внутрь.
— Если хочешь пересчитать их, Пагр, лучше поспеши, — заметил Анфим.
Пагр не стал пересчитывать блох. Он попытался захлопнуть крышку, но кувшин, выскользнув из неловких пальцев, разбился о мраморный пол. Довольно солидная кучка черного перца, подумал Крисп. Но эта кучка двигалась и разбегалась в стороны без всякого ветра.
Кто-то из мужчин вскрикнул; женщина с визгом шлепнула себя ладонью по ноге.
После чего пир быстро подошел к концу.
* * *
Назавтра Крисп все утро чесался. Работая в конюшнях, он привык к блошиным укусам, но не в таком количество за раз. И ему еще повезло, поскольку он стоял не слишком близко от разбитого кувшина и не слишком далеко от двери. На кого, интересно, похож бедняга Пагр? На кусок сырого мяса, очевидно.
Незадолго до полудня в конюшню неожиданно нагрянул Петроний.
Работники, на которых он метнул многозначительный взгляд, поспешили убраться подальше.
— Как я слышал, мой племянник вчера вечером устроил большой тарарам, — сказал Петроний.
— Можно сказать и так, ваше высочество, — ответил Крисп.
Петроний фыркнул и тут же снова посерьезнел:
— И как тебе понравилась пирушка?
— Я никогда ничего подобного не видел, — искренне признался Крисп. Петроний стоял, не говоря ни слова. Поняв, что от него ждут продолжения, Крисп добавил:
— Его императорское величество умеет развлекаться. Я веселился от души — до блох.
— Хорошо. Если человек не умеет веселиться, значит, с ним что-то не в порядке. Однако с утра ты, как всегда, на работе. — Петроний криво усмехнулся. — Да, Анфим повеселиться мастак. Порой мне кажется, он только на это и годен. Ладно, не обращай внимания. Я также слышал, что ты сунул Скомбру палку в колеса.
— Ну, это слишком громко сказано. — Крисп объяснил, как ему удалось снять заклятие с исчезающих ребрышек.
— Хотел бы я наложить такое заклятие на самого Скомбра, — сказал Севастократор. — Но выставить эту жирную пиявку на посмешище даже лучше, чем доказать его не правоту, как ты сделал несколько недель назад. Чем худшего мнения будет о нем мой племянник, тем быстрее Скомбр полетит с должности вестиария. А когда его не станет… Автократор привык слушаться того, кто нашептывает ему в ухо последним. Хорошо бы он слышал обоими ушами одно и то же.
— То есть ваш голос, — заметил Крисп. Петроний кивнул. Крисп подумал, прежде чем ответить:
— Я не вижу здесь больших затруднений, ваше высочество. Судя по всему, вы человек разумный. Если бы я считал, что вы ошибаетесь…
— Да! Скажи мне, что бы ты сделал, если бы считал, будто я ошибаюсь! — прервал его Петроний. — Скажи, что бы ты сделал, если бы ты, деревенщина из забытой Фосом глухомани, ставший конюшим исключительно по моей милости, если бы считал, что я, аристократ, ставший генералом и политиком, когда тебя еще на свете не было, ошибаюсь? Скажи мне без утайки, Крисп!
Крисп долго учился не показывать своего страха перед Яковизием и Танилидой. Но выстоять перед Петронием было труднее. Весомость положения Севастократора и сила его незаурядной личности давили на плечи Криспа тяжелыми каменьями. Он чуть было не согнулся под их тяжестью. Но в последний момент все же нашел ответ, который не уязвлял его гордости и не должен был разъярить Петрония еще сильнее:
— Если бы я считал, что вы ошибаетесь, ваше высочество, я сказал бы вам об этом первому, желательно наедине. Вы как-то обмолвились, что Анфиму редко говорят правду в глаза. А вам?
— Честно говоря, не знаю. — Петроний снова фыркнул. — Ладно, в твоих словах что-то есть. Офицер, который не указывает на ошибки своему командиру, не годится для службы. Но если он не подчиняется, когда командир принял решение…
— Понимаю, — быстро ввернул Крисп.
— Надеюсь, друг мой. Очень надеюсь. Возможно, в один прекрасный день ты будешь благоухать не конским навозом, а пудрой и духами. Что скажешь?
— Упаси Фос! Тогда уж лучше я останусь конюшим!
На сей раз Петроний рассмеялся громко и от души.
— Ты прирожденный крестьянин! Но мы все-таки попробуем сделать из тебя вестиария, ладно?
* * *
Крисп охотился с Автократором, ходил на бега в Амфитеатр, где для ближайших друзей Анфима были зарезервированы ложи, и посещал пирушки, на которые его приглашали. С приближением осени приглашения участились. Крисп всегда уходил с пиров одним из первых, поскольку по-прежнему серьезно относился к работе.
В отличие от Анфима. Крисп ни разу не видал, чтобы император заинтересовался государственными вопросами. Стоило только министру финансов или дипломату прорваться к нему с делами, как Анфим заявлял: «Ступайте к моему дяде» или «Спросите у Скомбра. Вы же видите — я занят!» — в зависимости от того, кто побывал у него последним. Однажды, когда какой-то таможенник пристал к нему возле Амфитеатра с своими проблемами, Автократор повернулся к Криспу и спросил: