Ему не хотелось сердить Маврикса; вдруг, к несчастью, тот слышит их и вздумает здесь появиться. Но он добился только того, что рассердился Фердулф.
— Перевертыш! — Маленький полубог фыркнул и снова выпил. — И то ему хорошо, и это неплохо, ха! У тебя не так много времени, смертный. Ты должен определиться раз и навсегда, а не склоняться то к одному, то к другому.
Джерин покачал головой:
— Во мне есть всего понемногу. Если я откажусь от чего-то, то что-нибудь упущу.
Фердулф в недоумении уставился на него.
Глаза полубога поймали отблески света костров и вспыхнули, как у кошки.
— Ты отвечаешь не так, как должен бы, — пожаловался он. — И думаешь не так, как должен бы. Насколько я понимаю, мой отец поместил меня именно туда, где я оказался, лишь затем, чтобы ты мучил меня.
— Сомневаюсь.
Джерин всегда считал, что Маврикс обременил Фулду Фердулфом лишь затем, чтобы тот мучил его. Но раз уж Фердулф сам не пришел к этому заключению, то Джерин и вовсе не собирался его к нему подводить. Жизнь с полубогом и без того была чересчур занимательной.
Что до Фердулфа, то он уже и думать забыл о своих отношениях с Лисом.
— Я хочу видеть своего отца! — крикнул он.
Так громко, что вполне мог переполошить весь лагерь, но почему-то его услышали лишь Джерин и стражники, приставленные к вину.
— Я хочу видеть своего отца!
И он присосался к горлышку бурдюка, почти не уступавшего ему в размерах.
Джерина охватила тревога.
— Остановись, — настоятельно потребовал он. — Ну же, Фердулф, отдай мне бурдюк.
— Я хочу видеть своего отца! — снова вскричал Фердулф.
Пространство вокруг бурдюков с вином внезапно расширилось.
— Сын мой, я здесь, — произнес Маврикс.
— Отец! — радостно воскликнул Фердулф.
Джерин, запинаясь, щегольнул своим ситонийским:
— Приветствую тебя, владыка сладкого винограда.
Он низко поклонился, глядя исподлобья на ситонийского бога вина и плодородия.
Маврикс, как обычно, был облачен в мягкую шкуру молодого оленя. Венок из виноградных листьев не давал его длинным темным волосам падать на лоб. Глаза Фердулфа засверкали, ибо Маврикс в своем пышном одеянии весь сиял. Единственным темным пятном в его облике были глаза — два бездонных черных колодца на женственно-красивом лице.
— Что ж, — сказал он, и его голос эхом отдался в голове Джерина, будто тот слушал сознанием, а не ушами. — Какое-то время меня не было тут. Не могу сказать, что северный край сильно переменился с тех пор, как я видел его в последний раз.
— Что ты имеешь в виду? — Теперь в голосе Фердулфа слышалось возмущение. — Я-то ведь здесь, а в последний раз, когда ты посещал Лисью крепость, меня еще не было.
— Мм… да, — признал Маврикс. Казалось, его не слишком радовала встреча с сыном. — Но даже в этом случае…
— Гради больше не тревожат северные земли, — вставил словцо Джерин.
«Хотя в этом нет твоей заслуги», — мог бы добавить он, но из осторожности промолчал.
Маврикс пытался одолеть свирепую Волдар, главную богиню гради, но у него не хватило силенок. Бэйверс, элабонский бог ячменя и пивоварения, сдержал натиск Волдар и остальных богов пантеона захватчиков, впрочем, не без значительной помощи устрашающих и тоже очень свирепых божеств, которым поклонялись чудовища, населявшие подземелья под храмом Байтона. Джерин подозревал, что Маврикс с тех пор стал еще больше презирать Бэйверса и богов монстров.
— Ну да. — Это сообщение еще меньше обрадовало Маврикса, чем тирада Фердулфа. — Но и в этом случае…
Фердулф подбежал к нему и схватил за руку.
— Отец! — вновь воскликнул он.
Маврикс направил на него пристальный, изучающий взгляд. Если ситонийский бог что-либо и почувствовал, то очень умело скрыл это.
— Да, я твой отец, — сказал он. — Ты вызвал меня, поэтому я явился. И чего же ты хочешь?
Он говорил так, как иногда Джерин разговаривал с людьми, давая понять, что не может уделить им много времени. Бог вина заставлял Фердулфа сразу перейти к сути, чтобы сам он мог поскорее вернуться к своим занятиям, каковы бы они там ни были. Фердулф тоже ощутил это.
— Вот перед тобой твой сын, то дитя, каким ты наделил мою мать, — воскликнул он. — Неужели ты не скажешь мне доброго слова? Неужели не напутствуешь мудрым советом?
Последнее, что Джерин стал бы просить у Маврикса, так это совета, тем более мудрого. А если бы ситонийский бог, паче чаяния, решил дать ему подобный совет, то он посчитал бы величайшей мудростью не прислушиваться к нему. В данной же ситуации этот вопрос отпал сам собой, поскольку Маврикс лишь волнообразно передернул плечами.
— Может, я и твой отец, — сказал бог, — но я тебе не нянька.
Фердулф отшатнулся, будто его ударили. Как бы бессердечно ни звучали слова бога вина, в них-то и содержалось, по мнению Джерина, нечто в действительности полезное. По крайней мере, Фердулф теперь точно знал, что не может положиться на Маврикса ни в чем, тот породил его — вот и вся радость.
Как бы там ни было, эта отповедь привела маленького полубога в ярость.
— Ты не можешь мной пренебрегать! — вскричал он.
Потом подпрыгнул, взмыл в воздух и понесся к Мавриксу, словно разгневанная стрела.
В правой руке ситонийский бог держал прут, обвитый плющом и виноградными листьями, с сосновой шишечкой на конце. Этот тирс казался безобидной игрушкой. Однако в руках Маврикса он являлся более страшным оружием, чем любое самое длинное, острое и тяжелое копье в руках воина-человека.
Маврикс огрел Фердулфа прутом. Тот завыл и упал на землю.
— Ребенок, досаждающий своему отцу, получает, как и положено, трепку, — сказал бог полубогу.
Фердулф, привыкший превосходить в возможностях всех окружающих, вновь взлетел в воздух и бросился на отца:
— Ты не можешь так со мной обходиться!
— О, еще как могу, — ответил Маврикс и снова хлестнул сына прутом.
И вновь Фердулф шлепнулся оземь, и в этот раз сильнее, чем в предыдущий.
— Ты должен понять: несмотря на то, что я пришел на твой зов, ты не имеешь права показывать мне свой норов… ни сейчас, ни когда бы то ни было.
Фердулф скулил, совершенно подавленный. Настороженно, как длиннозуб, Маврикс наблюдал за своим отпрыском. Слабый, но отвратительный запах винного перегара, мешающийся с миазмами перманентного блуда, исходил от него. Джерин дернул носом.
Медленно, постанывая, Фердулф сел.
— Зачем ты явился на мой зов? — спросил он полным отчаяния голосом. — Я надеялся, что ты увидишь меня и ощутишь хоть какую-то гордость. Я надеялся…