Жан Робер бросился к кровати, узнал молодого дворянина и вскричал: «Вы? Здесь??!»
– Да, это я! – отвечал де Вальженез; видя перед собой мужчину, что было равносильно смертельной опасности, он гордо выпрямился.
– Негодяй! – взревел Жан Робер, хватая его за шиворот.
– Полегче, господин поэт; в доме находится, всего в нескольких шагах от нас, может быть, третье заинтересованное лицо, которое может услышать наши препирательства, что, вероятно, огорчило бы сударыню.
– Подлец! – вполголоса проговорил Жан Робер.
– Еще раз повторяю: тише! – предупредил г-н де Вальженез.
– Я могу говорить громко или тихо – все равно я вас убью, – пообещал Жан Робер.
– Мы находимся в комнате женщины, сударь.
– Давайте выйдем!
– К чему шуметь понапрасну. Вы же знаете мой адрес, не так ли? Если забыли, я напомню. Я к вашим услугам.
– Почему не теперь же?
– О! Теперь же! Вы забыли, что сейчас на улице кромешная тьма. А не мешает ясно видеть что делаешь. Да и госпоже де Маранд, как видно, не по себе.
Молодая женщина в самом деле упала в кресло.
– Хорошо, сударь, до завтра! – смирился Жан Робер.
– Да, сударь, завтра и с превеликим удовольствием.
Жан Робер снова перешагнул кровать и опустился перед г-жой де Маранд на колени.
Господин Лоредан де Вальженез выскочил в коридор через альковную дверь и закрыл ее за собой.
– Прости, прости меня, Лидия, любимая! – обняв молодую женщину за плечи и поцеловав, сказал Жан Робер.
– За что простить? – спросила она. – Какое преступление ты совершил? Как же здесь оказался этот человек?
– Не беспокойся, ты его больше не увидишь! – с чувством выговорил Жан Робер.
– Ах, любимый мой! – воскликнула несчастная женщина, крепко прижимая его голову к своей груди. – Не вздумай рисковать своей драгоценной жизнью ради этого никчемного человека.
– Не бойся! Ничего не бойся!.. С нами Бог!
– Я думаю обо всем этом иначе. Поклянись, друг мой, что не станешь сражаться с этим ничтожеством.
– Как я могу это обещать?!
– Если любишь меня, поклянись!
– Не могу! Да пойми же!.. – взмолился Жан Робер – Значит, ты меня не любишь.
– Я? Не люблю тебя? О Господи!
– Друг мой! – проговорила г-жа де Маранд – Похоже, я сейчас умру.
В самом деле, казалось, жизнь оставляет Лидию: дыхания было не слышно, она сильно побледнела и будто застыла.
Жан Робер не на шутку встревожился.
– Я готов обещать все, что ты хочешь, – сказал он.
– И ты сделаешь, что я прикажу?
– Разумеется.
– Поклянись!
– Жизнью своей клянусь! – сказал Жан Робер – Я бы предпочла, чтобы ты поклялся моей жизнью, – призналась г-жа де Маранд. – У меня по крайней мере была бы надежда умереть, если бы ты нарушил свое слово.
С этими словами она обвила его шею руками, крепко обняла, так что едва не задушила, пылко поцеловала, и на мгновение их души воспарили так высоко, что они едва не забыли о только что разыгравшейся страшной сцене.
Как только Жан Робер ушел, г-жа де Маранд поспешила вниз, в свою настоящую спальню, где Натали уже ожидала ее для вечернего туалета.
Но, проходя мимо, г-жа де Маранд бросила ей:
– Мне не нужны ваши услуги, мадемуазель.
– Разве я имела несчастье вызвать неудовольствие госпожи? – нахально спросила камеристка.
– Вы? – презрительно переспросила г-жа де Маранд.
– Госпожа обычно добра ко мне, – продолжала мадемуазель Натали, – а нынче вечером говорит со мной так строго, что я подумала…
– Довольно! – отрезала г-жа де Маранд. – Ступайте и никогда больше не смейте показываться мне на глаза! Вот вам двадцать пять луидоров, – прибавила она, доставая из комода ролик золотых монет. – И чтобы завтра утром вас не было в особняке – Мадам! Когда людей выгоняют, им хотя бы объясняют причину! – возвысила голос камеристка.
– А я не желаю ничего вам объяснять. Возьмите деньги и ступайте прочь.
– Хорошо, мадам, – прошипела камеристка, взяла деньги и бросила на хозяйку полный ненависти взгляд. – Я буду иметь честь обратиться за разъяснениями к господину де Маранду.
– ГЬсподин де Маранд повторит вам то же, что вы слышали от меня. А пока ступайте вон, – строго проговорила молодая женщина.
Тон, которым все это произнесла г-жа де Маранд, жест, которым сопровождала свои слова, не допускали возражений.
Мадемуазель Натали вышла, хлопнув дверью.
Оставшись одна, г-жа де Маранд разделась и поскорее легла, охваченная противоречивыми чувствами, которые легко угадать, но трудно описать.
Едва она легла, как послышался негромкий стук в дверь.
Она непроизвольно вздрогнула и инстинктивно прикрыла свечу гасильником из золоченого серебра. Соблазнительная спальня, которую мы уже описывали ранее, освещалась теперь лишь лампой богемского стекла, горевшей в небольшой оранжерее и проливавшей опаловый свет.
Кто мог стучать в такое время?
Не камеристка: она бы не осмелилась.
Не Жан Робер: никогда ноги его не было, во всяком случае ночью, в этой спальне, являвшейся частью супружеских покоев.
Не г-н де Маранд: в этом отношении он был скромен не менее Жана Робера и заходил в спальню к жене всего несколько раз с той ночи, когда явился дать совет остерегаться монсеньера Колетти и г-на де Вальженеза.
Уж не Вальженез ли это?
От одной этой мысли молодая женщина задрожала всем телом и настолько обессилела, что не могла ответить.
К счастью, стучавший подал голос и поспешил ее успокоить.
– Это я, – сказал он.
Госпожа де Маранд узнала голос мужа.
– Входите, – пригласила она, совершенно успокоившись и почти весело.
Господин де Маранд вошел с ручным подсвечником, хотя свечи не горели, и направился прямо к постели жены.
Он взял ее за руку и поцеловал.
– Простите за поздний визит, – извинился г-н де Маранд. – Но я узнал о вашем возвращении, а также о понесенной вами тяжелой утрате – кончине вашей тети, и пришел выразить вам свои соболезнования.
– Благодарю вас, сударь, – произнесла молодая женщина, удивившись ночному визиту и пытаясь найти ему причину. – Однако, – продолжала она с сомнением, которое не могло смутить ее неизменно снисходительного мужа, – неужели вы только из-за этого потрудились ко мне зайти? Вам больше нечего мне сказать?