– Ах, добрейший мой хозяин! – вскричал Овсюг, бросаясь г-ну Жакалю в ноги. – Клянусь Богом Всемогущим: ноги моей не будет в Монруже.
– Слишком поздно! – возразил г-н Жакаль, поднимаясь и протягивая руку к звонку.
– Смилуйтесь, добрейший хозяин! Смилуйтесь! – взвыл Овсюг, заливаясь горькими слезами.
Вошел Голубок.
– Смилуйтесь! – повторил Овсюг, вздрогнув при виде непреклонного полицейского: он знал, в каких случаях начальник прибегал к помощи Голубка.
– Слишком поздно, – сурово проговорил г-н Жакаль. – Встаньте и следуйте за этим человеком.
Овсюг заглянул в недовольное лицо г-на Жакаля и, понимая, что спорить бесполезно, последовал за полицейским, сложив руки, как и подобало мученику.
Когда Овсюг вышел, г-н Жакаль снова позвонил.
Вошел секретарь и доложил о Карманьоле.
– Пусть войдет, – кивнул г-н Жакаль.
Провансец не вошел, а влетел в кабинет.
– Что вам угодно, патрон? – пропел он.
– Сущие пустяки, Карманьоль, – отвечал г-н Жакаль. – Сколько за вами числится обычных краж?
– Тридцать четыре: ровно столько, сколько мне лет, – весело проговорил Карманьоль.
– А со взломом?
– Двенадцать: сколько месяцев в году, – в том же тоне отвечал марселец.
– А покушений?
– Семь: сколько дней в неделе.
– Вы, стало быть, тридцать четыре раза заслужили тюрьму, двенадцать раз каторгу и семь раз Гревскую площадь. Итого:
пятьдесят три более или менее серьезных приговора. Я правильно сосчитал?
– Все верно, – отвечал беззаботный Карманьоль.
– Вот что, мой добрый друг! О ваших приключениях начинают поговаривать в городе, и я решил на время отправить вас в ссылку.
– В какую часть света? – беспечно спросил Карманьоль.
– Я думаю, вам это должно быть безразлично.
– Да, лишь бы это было не на берегу моря, – отвечал провансец, смутно начиная догадываться о том, что г-н Жакаль хочет ему предложить туманный Брест или солнечный Тулон.
– Ах, умница Карманьоль, вы попали в точку: я выбрал для вас живописное местечко, хотя вам оно, кажется, не по душе.
– Господин Жакаль! – молвил, силясь улыбнуться, шутник-марселец. – Уж не вздумалось ли вам меня попугать?
– Вас? Пугать? Дорогой Карманьоль! – с удивлением проговорил г-н Жакаль. – Разве в моих правилах пугать преданных слуг вроде вас?
– Если я правильно понимаю, – произнес то ли в шутку, то ли всерьез провансец, – вы мне предлагаете сыграть в каторгу?
– Вы удачно выбрали словцо, изобретательный Карманьоль. Именно поиграть в каторгу Но вначале я назову ставку.
Вы сирота?
– С рождения.
– У вас нет ни друзей, ни семьи, ни родины? Что же, я дам вам и родину, и семью, и друзей.
– Скажите напрямик, – твердо проговорил марселец. – Вы хотите послать меня в Рошфор, Брест или Тулон?
– Выбор я предоставляю вам: скажите, что вам больше нравится. Но поймите, умница Карманьоль: я отправляю вас в такую даль не за ваши грехи, а чтобы с пользой употребить ваше старание, а также верность.
– Не понимаю, – признался провансец, не улавливая, куда клонит г-н Жакаль.
– Сейчас объясню понятнее, горячая вы голова Карманьоль. Вы, разумеется, знаете, как тщательно охрана следит за господами каторжниками в Бресте или Тулоне, Это надежный способ сохранить порядок в исправительных заведениях такого рода.
– Понимаю, – слегка нахмурившись, кивнул марселец. – Из шпика вы решили превратить меня в «наседку»?
– Это ваши собственные слова, прозорливый Карманьоль.
– Я думаю, – погрустнел провансец, – вы слышали, как жестоко мстят заключенные «стукачам».
– Знаю, – подтвердил г-н Жакаль, – если эти «стукачи» – ослы. Договоримся так: не будьте ослом, станьте лисом.
– А сколько времени может занять это чрезвычайное поручение? – жалобно спросил Карманьоль.
– Сколько необходимо для того, чтобы заглушить шум, поднявшийся с некоторых пор вокруг вашего имени. Поверьте:
долго я без вас не протяну.
Карманьоль опустил голову и задумался. Помолчав, он спросил:
– Вы по-настоящему предлагаете? Всерьез?
– Как нельзя серьезнее, мой добрый друг, и я вам это докажу.
Господин Жакаль в другой раз нажал на кнопку. И опять появился Голубок.
– Проводите этого господина, – приказал г-н Жакаль полицейскому, указав на Карманьоля, – куда я вам сказал и со всеми положенными знаками внимания.
– Да ведь Голубок отведет меня в тюрьму! – вскричал несчастный Карманьоль.
– Несомненно. Ну и что? – бросил г-н Жакаль, скрестив руки и строго посмотрев пленнику в глаза.
– Ах, простите, – извинился провансец, поняв значение этого взгляда. – Я думал, вы шутите.
Он повернулся к Голубку как человек, уверенный в том, что очень скоро улизнет с каторги, и сказал:
– Ведите меня!
– Этот Карманьоль слишком игрив для своего положения, – пробормотал г-н Жакаль, презрительно наблюдая за тем, как уходит марселец.
В третий раз нажав на кнопку звонка на камине, он снова сел в кресло.
Вошел секретарь и доложил о Мотыльке и Костыле, ожидавших своей очереди.
– Кто из них проявляет больше нетерпения? – спросил г-н Жакаль.
– Им обоим не терпится сюда войти, – отвечал секретарь.
– Тогда введите обоих.
Секретарь вышел и спустя несколько мгновений вернулся вместе с Мотыльком и Костылем.
Костыль был великаном, Мотылек – карликом.
Мотылек отличался тщедушием и неопытностью; а коренастого Костыля украшали огромные усы.
Разницу между ними подчеркивало то, что Костыль был меланхоличен, как Овсюг, а Мотылек – так же жизнерадостен, как Карманьоль.
Поспешим сказать, что Костыль был эльзасец, а Мотылек – родом из Жиронды.
Первый поклонился г-ну Жакалю, согнувшись пополам, второй, скорее, проделал акробатический трюк.
Господин Жакаль едва заметно улыбнулся, взглянув на этот дуб и этот кустик.
– Костыль, – заговорил он, – и вы, Мотылек, отвечайте:
что вы делали в памятную ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября прошлого года?
– Я, – отвечал Костыль, – перетащил с улицы Сен-Дени столько повозок, камней, балок, что меня даже похвалили.
– Хорошо, – промолвил г-н Жакаль. – А вы, Мотылек?
– Я, – с вызовом сказал Мотылек, – перебил, как вы и приказали, ваше превосходительство, почти все окна на этой улице – Дальше, Костыль? – продолжал г-н Жакаль.