— Все кончено, почтеннейшие.
— Давно пора, — проворчал офицер рядом с Соклеем, встал и потянулся. — Мне надо помочиться.
Другой офицер сказал:
— Помните, мы должны перемешать его людей с нашими — их не должно собраться вместе столько, чтобы причинить неприятности.
Это показалось Соклею весьма разумным, наверняка приказ исходит от самого Птолемея.
Еще один офицер добавил:
— Пока мы платим им вовремя, от них не будет больших хлопот. Наемники первым делом беспокоятся о том, как бы набить свой карман, а уж потом обо всем остальном. — Он вздохнул. — Пойдем отсюда. Тут воняет.
Соклей тоже рад был оказаться наконец на свежем воздухе.
Его тень казалась крошечной лужицей у его ног — время близилось к полудню. Он и не сознавал, что пробыл в андроне так долго. Несколько рабов зашли в комнату и вынесли труп Полемея. Соклей гадал, знает ли хозяин дома, что его жилище использовали как место казни. Не хотел бы он оказаться на его месте, и дело было не только в том, что теперь придется вызвать жреца и ритуально очистить помещения. Как потом, скажем, давать симпосии там, где человека предали смерти?
К счастью, Соклею не надо было беспокоиться об этом. Он никогда больше не увидит этого места, и хорошо.
Воин вежливо отворил перед ним дверь. Когда Соклей шагнул на улицу, стражник спросил:
— Ты выяснил то, что хотел знать?
«И что мне на это ответить? Мне было любопытно, как действует цикута, но хотел ли я и вправду смотреть, как умирает человек?»
Обнаружив, что эти два обстоятельства никоим образом нельзя отделить друг от друга, Соклей вздохнул и сказал:
— Полагаю, что выяснил.
Он поспешил прочь, прежде чем стражник смог задать еще какой-нибудь вопрос, над ответом на который Соклею не хотелось бы думать.
* * *
Когда он вернулся в гавань, Менедем окликнул его:
— Все кончено, а?
Соклей кивнул.
— Как он себя вел? — спросил его двоюродный брат. Так хорошо, как только возможно, — ответил Соклей. Птолемей был прав — все это намного отвратительней, чем описал Платон. — И поспешил сменить тему разговора: — А что с «Афродитой»?
Не успел Менедем ответить, как из-под палубы юта раздались удары молотка.
Капитан акатоса просиял.
— Это Никагор, — сказал он. — Он явился сюда сразу после того, как ты отправился в город, и до сих пор трудится без устали, как Талос.
— Эйя, Никагор! — громко окликнул плотника Менедем. — Выйди, чтобы выпить чашу вина и поздороваться с моим двоюродным братом!
Раздалось еще несколько ударов, потом кто-то — должно быть, Никагор — отозвался снизу:
— Дай мне сперва вколотить на место этот нагель. После этого я весь в твоем распоряжении.
И удары возобновились.
— Он уже соединяет доски обшивки, вот как? — Соклей был впечатлен. — А этот парень знает свое дело!
— Я слышал тебя. Спасибо за комплимент. Надеюсь, я и вправду неплохой мастер, — отозвался Никагор.
Он сделал еще несколько ударов и буркнул:
— Ну вот. Теперь эта дрянь будет держаться как следует.
— Но лучше всего то, что платит ему Птолемей, — сказал Менедем.
— Хорошие новости, — согласился Соклей. — Вынужденный простой и так уже обошелся нам слишком дорого.
Потом он понизил голос:
— Может, Птолемей благодарен нам за то, что мы не отплыли вместе с племянником Антигона?
— Может быть. — Менедем тоже ответил негромко. — Чтоб меня вороны склевали, если я знаю, куда бы мы его увезли, если бы вообще захотели куда-то везти.
Соклей кивнул.
— Да уж!
Полемей ухитрился настроить против себя всех македонских генералов, кроме Лисимаха в Трасе и Селевка далеко на востоке, да и то, без сомнения, он не поссорился и с этими двумя лишь по той причине, что почти не имел с ними дел.
Никагор взошел по лесенке на ют. Плотник был нагим, как моряк. Это был мужчина сорока с лишним лет, широкоплечий, с могучими руками и покрытыми шрамами узловатыми пальцами.
— Радуйся, — приветствовал он Соклея, вытирая потный лоб.
— Радуйся, — ответил Соклей. — Похоже, ты неплохо потрудился.
— Само собой, — сказал Никагор. — Спасибо, — кивнул он Менедему, который поднес ему обещанное вино.
Плотник пролил несколько капель на палубу, выпил и снова переключил внимание на Соклея.
— После всех починок, которыми я занимался за последнее время, эта для меня — почти что праздник.
— О таком я не подумал, — признался Соклей.
— Ты бы подумал, если бы занимался моей работой, — ответил плотник. — Тараны сами по себе плохи. Повреждения при столкновении судов, вроде того, в которое вы попали, еще хуже, потому что таран вонзается быстро и его плавники делают проломы только там, куда попадают. Но если вы думаете, что вам сильно не повезло, то посмотрел бы я, как вы запели бы, попади в ваше судно возле ватерлинии пара-другая камней весом в тридцать мин.
— Это так плохо? — спросил Соклей.
— Просто скверно, — ответил Никагор. — Иногда в таких случаях приходится менять половину всей обшивки. И само собой, капитан вопит, что он должен как можно быстрее вернуться в море и что все будет навечно потеряно, если плотник не починит его судно немедленно. Хочется просто утопить таких крикливых ублюдков, клянусь богами… Они думают, что ты распоследний тупица и ничего не можешь сообразить сам.
— До чего же нам повезло, что мы тебя наконец заполучили, — сказал Менедем. — Я потратил пару месяцев и кучу усилий, прежде чем вообще смог найти плотника. Конечно, ведь «Афродита» не военное судно.
— Нет, но ты вполне сможешь сражаться, если придется. И, — проницательно заметил Никагор, — в большинстве случаев иметь возможность сражаться означает, что тебе не придется этого делать, верно?
— Верно, — согласился Соклей. — Ты глядишь прямо в корень.
— Пытаюсь, — ответил плотник. — И к тому же с этой игрой я знаком и сам. Это касается не только кораблей. Мне не приходилось драться вот уже лет двадцать, а все потому, что у меня грозный вид. — Он показал кулак и ухмыльнулся. — Может, я и впрямь грозен, а может, и нет. Но никто не хочет выяснять это, рискуя своей шкурой. Согласен?
— Согласен, — кивнул Соклей.
С ним самим люди тоже редко желали ссориться, потому что он был значительно выше среднего роста. Соклей отлично знал, как обманчива бывает внешность.
Никагор проглотил остаток вина, вытер рот и поставил чашу.
— От души благодарю, почтеннейший. Это как раз то, что мне было нужно, — сказал он Менедему и опять исчез под палубой юта.