Доспехи Дохора отлетели прочь, и кровавая дыра открылась на его груди. Король рукой прикрыл рану, освещаемую яркими всполохами огня. Его лицо исказилось от боли. Идо понимал, что это был самый подходящий момент и другого такого может и не представиться.
Он дрожащими руками поднял тяжелый, словно из мрамора, меч. Его больше не держали короткие ноги. Тогда он, поддавшись изначальному порыву, просто бросился на противника.
Идо уже не видел Дохора; он только почувствовал, как меч Ниал вонзился в живую плоть по самую рукоять. Неожиданно он стал задыхаться и, даже не осознавая толком, что происходит, оказался плечом к плечу со своим противником. Гном закашлял, и его рот заполнился кровью. В его глазах стоял черный меч, выступавший из спины Дохора. Наконец он сделал это.
Вдруг его пронзила тупая боль в животе. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Гном почувствовал, как корчившееся в смертельных судорогах тело Дохора сползло вниз, увлекая за собой меч. Идо видел, что это был тот самый меч, который медленно выходил из его собственного тела. Боль была значительно меньше, чем он мог себе представить. Силу удара он почувствовал только тогда, когда сталь клинка полностью вышла наружу. Затем гном упал вперед, и все медленно стихло.
У Идо кружилась голова. Он видел только свои руки, лежащие на земле. Дрожавшие, красные от крови руки. Под ним образовалась большая лужа крови. Гном поднял голову: неподалеку лежало упавшее навзничь тело Дохора с торчавшим из него мечом Ниал. Король лежал с выпученными глазами, уставившись в небо невидящим взглядом. Идо сразил его в самое сердце.
«Поднимись, болван, — твердил он себе. — Ты забыл про своего дракона».
Он дважды силился встать, но только третья попытка оказалась удачной. В одно мгновение небо и земля слились в единое целое, и окутывавшая все вокруг тишина оглушила его. Идо пошел по равнине, пытаясь позвать Оарфа, впрочем, едва ли он мог сказать, насколько это удалось ему. В его ушах стоял звон, заглушавший все остальные звуки.
Затем Идо увидел дракона. Его очертания были неясны и расплывчаты. Животное медленно двигалось навстречу, подволакивая раненую лапу. Идо повалился к нему на спину, сжимая рукой его жесткую кожу.
— Вижу, что и ты справился с врагом… — попытался произнести Идо, но слова застыли у него в горле. Гном оперся на живот Оарфа и сполз на землю. Дракон трогательно прижался к нему.
Идо посмотрел в горящие, словно угли, глаза Оарфа. В его взгляде не было ни жалости, ни боли. Только уважение и горечь прощания. Гном улыбнулся.
Он закрыл глаза, но тьмы перед ним не было. Идо пожалел о том, что при нем не оказалось его любимой трубки: как бы ему хотелось затянуться сейчас в последний раз. Гном с улыбкой вспомнил слова Сеннара, написанные им несколько лет тому назад: «Ты умрешь со своим оружием в руках».
Гном вновь попытался открыть глаза, но ничего не увидел. Кругом — только свет, теплый и успокаивающий.
Идо думал о том, сколько еще осталось невыполненных дел: помочь Лонерину и Сеннару, выучить Сана. Он мог бы сделать из него настоящего короля Земли Огня. Надо было заново отстраивать весь Всплывший Мир. Когда-то чувство долга могло удержать Идо от желания покинуть эту бренную землю и продолжать свою борьбу, погружаясь в бурлящую смуту этого мира, не помышлявшего о спокойной жизни. Но не теперь. Пришла пора удалиться от дел. Пусть другие позаботятся о Всплывшем Мире. А он хочет снова увидеть Соану и обрести, наконец, покой.
Идо вздохнул в последний раз. Да, это — прекрасное место и время для обретения вечного покоя. Свет заключил его в свои объятия.
Между мирами царило затишье. Астер пребывал в безмолвии: дух Тиранно уже высказал все, что у него наболело, и теперь хотел покинуть этот мир. Он, с распростертыми руками и умиротворенным от осознания выполненного долга взглядом, без капли сожаления за содеянное, погрузился в оглушительное небытие.
Лонерин больше не чувствовал собственного тела; даже сознание, постепенно растворяясь, покидало мага. Временами юноша с трудом вспоминал, где он, а главное, для чего здесь находится. Что теперь ему следует сказать? На самом деле маг знал наизусть все слова: он, словно мантру, твердил их каждую ночь. В конце концов они стали частью его духа. Он выучил это заклинание прежде, чем смог научиться отделять души от предметов. Тогда эти слова возникли первыми, теперь же они полностью улетучились из его головы.
Лонерин рылся в своем мозгу, изо всех сил пытаясь не терять контроль над собой. Это все, что ему оставалось делать. Потом он почувствовал, как слова, одно за другим, стали медленно всплывать, словно поблекшие от времени чернила на древнем пергаменте. Они беспорядочно возникали в его сознании, но юноша знал, что не должен поддаваться панике: Сеннар прежде предупреждал его об этом.
«Спокойствие в таком деле — превыше всего. Это — как в сражении. Идо был потрясающим воином потому, что в бою всегда сохранял хладнокровие и учил этому Ниал. То же самое можно сказать и про мага. Если ты позволишь панике одержать над тобой верх, то не сможешь вспомнить точную последовательность заклинаний и правильную расстановку сил, необходимых при совершении ритуала. Духи почувствуют твое смятение и покинут тебя, и ты не сможешь убедить их оказать содействие твоим просьбам».
Но как сохранить спокойствие? Тело Лонерина пребывало посреди хаоса, охватившего Дом, и маг не имел представления о том, что с ним происходит. Затем — неминуемая гибель. В этом месте, где с каждым мгновением становилось все холоднее, не ощущалось ни единого дуновения. А если ему не хватит сил, чтобы выйти отсюда? Если ему судьбой предначертано закончить свои дни в этом лимбе? [3]
«Спокойствие. Не думай сейчас о своей судьбе, ты здесь не для этого. Помни, что ты борешься за высшее благо, во имя всех, живущих во Всплывшем Мире».
Сердце юноши успокоилось. «Это все равно что смерть, — думал он про себя. — Поэтому не стоит бояться. Пусть все идет своим чередом, коль скоро я ввязался в эту игру. Нужно просто выполнить свой долг, остальное уже не имеет значения».
На этот раз слова заклинания выстроились в нужном порядке. Лонерин проговорил их, отчетливо произнося каждый слог. А когда закончил, почувствовал себя опустошенным, свободным и спокойным. Он открыл глаза и увидел Астера.
Дитя умиротворенно улыбалось. Затем его окружила млечная пелена, и хрупкая фигура стала постепенно исчезать, словно рассеивавшийся по комнате дым.
Лонерин посмотрел в его глаза и сразу понял смысл смерти. Юноша, нисколько не испугавшись, воспринял это как данность. Он понял все ее очарование и печаль, и его душа обрела покой.
Все кончено. Там, снаружи, мир мог рушиться и гибнуть, но Астер никогда больше не вернется сюда. Его мрачный призрак больше никогда не будет угрожать Всплывшему Миру. Лонерин добился своей цели; он вспомнил слова Сеннара о том, что останется еще место для будущих печалей, а теперь пришло время для покоя. Что касается Лонерина, то он мог бы и остановиться на этом. Было нечто сладостное и завораживающее в этом медленном растворении.