– Точно сделают? – как о чем-то чрезвычайно важном спросил парнишка.
– Точно! Мне ювелир обещал.
– Ладно, – произнес паренек, переступая порог кухни.
И на этот раз поговорить Рублеву с гостем не удалось, зазвонил телефон. Комбат взял трубку, прижал к уху.
– Да.
+++
– … Нет, – односложно отвечал он.
– … – Занят.
Поговорив, положил трубку. Сергей посмотрел на Рублева чрезвычайно многозначительно.
– Так, знакомый один надоедает, – несколько извиняющимся тоном произнес Комбат.
Этот парнишка вызывал у Комбата странные чувства.
Чем-то неуловимым он напоминал ему его же самого в детстве. Своих детей у Комбата никогда не было, и все те чувства, которые живут в душе любого мужчины старше сорока, вдруг материализовались, появился объект, на который родительские чувства можно излить.
– Давай, давай, сейчас чай закипит. Я за тобой поухаживаю.
– Нет, не надо, я сам.
– Ну-ну, сам, ты ведь гость.
– Гость? – переспросил Никитин.
– Да, гость. А кто же еще?
Телефон опять зазвонил. А когда Рублев поговорил и снова вернулся в кухню, чай уже был разлит по чашкам.
У Рублева был крепкий, круто заваренный, а у Сережи лишь немного подкрашенный. Комбат с удовольствием отметил эту деталь:
«Парнишка внимателен и запомнил, что я пью крепкий чай».
– Ну, давай будем есть торт, я как раз купил и нарезал.
На сладкое, хоть Сергей и был сыт, он набросился жадно, и было видно, что подобное угощение для него – большая редкость и устоять перед соблазнительно вкусным тортом он не может.
– Давай, – Рублев подкладывал кусок за куском на блюдо своему гостю.
Сергей уже перепачкался кремом и улыбался.
– Как на Новый год, – сказал он.
– У вас дома тоже ели торт на Новый год? – спросил Рублев.
И тут же парнишка погрустнел, на его глазах появились слезы.
– Да, бывало, – тихо сказал он, – мать всегда пекла на Новый год и на Рождество торт, и мы его ели, не такой вкусный, конечно, но…
– Ладно, не надо, потом расскажешь, – Комбат положил руку на плечо паренька, – время у нас есть, не спеши, не стоит опережать события.
"Ты мне еще все расскажешь, – подумал Рублев, но не произнес ни слова. И тут же решил:
– Надо будет обязательно связаться с Бахрушиным и уточнить у него все, что касается этого паренька – Сергея Сергеевича Никитина, – узнать поточнее, что случилось с его родителями, с сестрой и почему он бродяжничает."
Хотя в последние годы подобных детей на московских вокзалах было полным-полно. Это раньше бродяга являлся редкостью, особенно несовершеннолетний. Сейчас же вокзалы, станции метро были забиты бездомными детьми, да и в подъездах, на чердаках таких детей хватало. И у каждого из них была своя судьба, подчас такая горькая, что и не пересказать. Хотя все они, в общем-то, были очень похожи друг на друга, у всех одинаковые взгляды – затравленные, испуганные и немного наглые.
– Ну так что, будешь смотреть телевизор?
– Ага, – сказал Сергей, а затем громко произнес:
– Спасибо, Борис Иванович.
– За что спасибо?
– Как это за что, за все спасибо. Я вам деньги за одежду отдам.
– Брось ты, Сергей, какие деньги! К черту, перестань говорить глупости. Кстати, твои вещи, – Комбат отдал целлофановый мешочек с ключами и прочей дребеденью. – А от чего ключи?
– Да черт знает от чего, нашел на вокзале, для близира таскал с собой.
– Нашел или украл? – спросил Комбат.
– Нашел, – честно признался Никитин.
– Ну, если нашел, то ничего. Кстати, мне надо ехать.
Вернусь к вечеру, так что хозяйничай, а я перезвоню.
Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Сергей. – А вы не боитесь меня оставлять у себя в квартире? Ведь я же вор…
– Нет, не боюсь, – улыбнулся Рублев. – Вор, который признался в своем воровстве, – уже наполовину честный человек, да и красть у меня, собственно говоря, нечего.
– Почему нечего, все можно продать – и телевизор, и видеомагнитофон, и кассеты. Даже посуду можно продать, я знаю, кто скупает краденое.
– Знаешь?
– Да, лично знаю, – не без гордости сообщил Никитин.
– Ну, я думаю, ты этим заниматься не станешь.
– А вы скоро придете, Борис Иванович?
– Не могу точно сказать, но постараюсь вернуться побыстрее.
На прощание Комбат пожал худую узкую ладонь, холодную, как рыба. Глаза у Сереги были грустные, в них читались тоска и одиночество.
– Ладно, не грусти, – сказал Комбат, – еда в холодильнике, чай согреешь. В общем, хозяйничай, как сумеешь.
Борису Рублеву надо было встретиться с одним нужным ему человеком. Он с ним встретился, обсудил дела и возбужденно-радостно заспешил домой. Он не стал дожидаться лифта и единственное, что его поразило, так это темные окна квартиры.
«Может, улегся спать?» – подумал Рублев о своем госте.
Даже не дожидаясь лифта, он взбежал по лестнице, позвонил в дверь, а затем сунул ключ в замочную скважину, повернул. Дверь открылась. В квартире царила тишина.
– Сергей! – позвал Комбат.
Ему никто не ответил. Рублев заглянул в комнаты.
Сергея там уже не оказалось. Посуда вымыта, аккуратно составлена, постель с дивана убрана.
«Странно, где же он? Куда подевался?»
В прихожей лежали ключи от квартиры.
«Значит, он просто-напросто защелкнул дверь и ушел», – решил Рублев.
И тоска, сильная, невыразимая, охватила его. Он вошел в кухню, включил почему-то чайник, хоть пить не хотел, сел у стола и осмотрел опустевшую кухню. Он понял, ему не хватает этого маленького, худенького паренька, ощутил одиночество.
Сердце сжалось, нестерпимо захотелось закурить. Сигарет на подоконнике не оказалось, пепельница была пуста.
«Значит, Сергей взял сигареты и зажигалку. Черт подери, почему же ты меня не предупредил, почему ты мне ничего не сказал? Я бы не ехал на эту чертову встречу, в общем-то бессмысленную и ненужную.»
Чайник закипел. Комбат выключил плиту, но продолжал сидеть, борясь с нестерпимым желанием закурить и выпить.
«Нет, нет.., следует себя заставить, надо себя перебороть, – убеждал свой организм Борис Рублев. – Потерпи еще немного, совсем немного, и это желание пройдет.»