– А вот как-то недели полторы назад вон из того дома, – одна из женщин указала рукой, – из того вон подъезда все вынесли. И дело было средь бела дня.
– А почему я об этом ничего не знаю?
– Так ты же была на даче, картошку копала или помидоры закрывала… не помню.
– А, да-да, я целую неделю прожила на даче боялась, чтобы огород не обчистили.
– Так вот, приехал фургон с надписью «Мока». Красивый такой фургон, большой, – быстро тараторила пенсионерка, – и начали выносить мебель с четвертого этажа. Господи, чего там только не было! Два холодильника, три телевизора, стиральная машина, печка эта… как ее…
– Микроволновая? – вставила одна старушка.
– Да-да, вот такая, маленькая, – женщина показала руками примерный размер печи, – короче – все: ковры, посуду, какие-то магнитофоны, даже кресла.
Все вынесли, загрузили и увезли. А когда хозяин возвращался домой, его на лавочке, вот здесь, встретил сосед и говорит: «Петрович, ты переезжаешь из нашего дома?» «Окстись, Василий, – отвечает, – и не думаю, и не собираюсь. Я жил и живу в этом доме». – «Да ладно тебе, – говорит сосед, – как же ты не собираешься, если мебель вывозил сегодня днем?» – «Брось шутить», – замахал тот руками и вдруг как бешеный наверх побежал.
– Ну, и что там? – спросила одна из собеседниц, сверкнув очками.
– Как это что? Пустая квартира. И самое интересное, что все видели, даже я видела, как загружали фургон.
– А почему никто не позвал милицию?
– А зачем звать? Ты представляешь, это же было днем! Мы сидели во дворе, а здоровенные такие парни в красивых ярких комбинезонах носили мебель.
Мы еще с ними поговорили, они сказали, что хозяин приказал перевезти мебель на другую квартиру. Мы даже ему позавидовали, ведь он переезжал куда-то в Центр…
Синеглазов не стал дослушивать, о чем говорили женщины, сел в машину, запустил двигатель и выехал со двора. В зеркальце заднего вида он заметил, как из его подъезда вышел на крыльцо участковый и еще два милиционера. С ними был отец Даши и Наташи.
– Ку-ку, – вслух сказал Григорий Синеглазов, радостно гримасничая, – теперь вы меня не найдете. В доме нет никаких улик, разве что фотографии и пленка. Но она еще не проявлена, а фотографии в секретере. Думаю, их никто не станет искать. Если бы кто-нибудь видел, как девочки зашли ко мне, то меня бы уже взяли.
Синеглазов окончательно успокоился и неторопливо вел автомобиль.
Единственное, что его занимало, это то, что сегодня ночью нужно отправляться в командировку в Питер. Но и это было ему на руку.
Он около часа колесил по городу, выбирая место, где бы избавиться от своего груза. Одну сумку он опустошил в квартале, который ремонтировался. Здесь его никто не увидел. Он нашел люк, открыл его и сбросил туда содержимое самой тяжелой сумки. Головы и туловища в целлофановых пакетах с аккуратно завязанными на бантик бечевками, полетели вниз – туда, в быстро текущую зловонную воду.
Синеглазов закрыл люк. На душе стало легче. А вот от содержимого второй сумки он никак не мог избавиться. Везде были люди, везде кто-то мешал.
– Будьте вы все неладны! – чертыхался Григорий уже выезжая на проспект Мира.
И здесь он вспомнил двор, буквально в трех-пяти минутах ходьбы от своего дома, в котором стоят мусорные контейнеры.
– Вот именно туда и следует заехать. Я сейчас брошу туда свои пакеты, а завтра поутру контейнеры увезут.
Григорий вышел из машины, закинул на плечо ремень тяжелой сумки.
Когда на чердаке стало совсем темно, Чума сказал, обращаясь к приятелю:
– Сиротка, сходи, найди чего-нибудь поесть, чтобы завтра утром не вставать и не тянуться. Наверное, будет дождь.
Сиротка не хотел идти, но пришлось. Он поднялся со своего скрипучего матраса, застегнул единственную пуговицу на драном пальто и потопал вниз.
Уже выйдя из подъезда и продираясь сквозь кусты к мусорным контейнерам, он увидел мужчину с сумкой на плече. Сиротка остановился, спрятался за кустами.
Он решил, что подойдет к контейнерам только после того, как мужчина отвалит. Он отчетливо видел Григория Синеглазова, ведь он стоял метрах в двенадцати, а возле контейнеров горел фонарь. Он видел, как Григорий быстро расстегнул молнию и выгрузил в контейнер целлофановые пакеты, которые блестели, словно елочные игрушки.
«Наверное, что-то хорошее! – желудок бомжа заныл в предвкушении сытого ужина и завтрака. – А может, это даже удастся продать».
Сиротка еще не догадывался, что Синеглазов выбросил в контейнер. Он сам не знал, почему проследил взглядом за мужчиной. А тот, испуганно озираясь, почти отбежал от контейнеров, затем замедлил шаг и, пройдя еще метров двадцать, сел в машину.
«Странное дело», – подумал Сиротка. Григорий запустил двигатель и выехал со двора. Сиротка подбежал к мусорному контейнеру, быстро сунул туда руки и вытащил большой целлофановый пакет. Он торопливо развязал бечевку и развернул.
Его словно ударило током. Он увидел четыре детские руки.
Сиротка быстро завернул целлофан и, бросив сверток обратно в контейнер, пустился опрометью на чердак.
– Чума, Чума, послушай, там такое…
– Чего орешь? Принес что-нибудь?
– Да нет, ты слушай!
Сиротка не пошел вниз, он остался в подъезде. Он смотрел сквозь окно, как Чума подошел к контейнеру, достал пакет и развернул.
* * *
Григорий Синеглазов, ведя машину, почувствовал смутную тревогу.
– Нет, надо вернуться и перепрятать.
Он даже не знал, почему волнуется, но что-то показалось ему подозрительным.
И действительно, когда он вернулся, то увидел бомжа, который стоял у контейнера. Перед ним на земле лежал сверток.
«А вдруг он меня видел?» – мелькнула мысль в голове Григория.
Чума бросился к телефонным автоматам. Он от испуга забыл номер милиции.
Но, наконец, он прочитал его на блестящей пластинке, прикрепленной к автомату.
– Алло! Алло! Милиция? Тут такое… Быстро приезжайте! Руки!.. Руки!.. – кричал Чума в трубку.
Синеглазов подошел к нему сзади. Четыре телефонных автомата, из которых работал только один, находились в углу двора, возле беседки, в кустах, и из окон дома они не были видны. Григорий подошел и отчетливо услышал, как зачуханный бомж сбивчиво объясняет дежурному, что случилось.
Григорий вырвал трубку из рук Чумы и перекрутил провод вокруг его шеи.
Тот попытался вырваться, но Григорий Синеглазов, зверь в человеческом обличий, был силен.
Провод пережал горло, и на этом оборвалась жизнь отставного военного, сейчас человека «без определенного места жительства».