– Мы в прошлом году катались на горных лыжах в Тироле, но в Италии мне больше понравилось... А ты где катаешься?..
– Последний гонорар Гарик получил очень большой...
– Я два раза в неделю играю в теннис...
– Я не люблю Армани, он слишком вычурный... Балансиага лучше... а ты что предпочитаешь?.. Донну Коран?..* * *
Старший Любинский обошел стол, наклонился над Машей и, неловко приобняв ее за шею, шепотом выкрикнул:
– Юрка как?!
Слегка придушенная, Маша попыталась вылезти из его объятий:
– Хорошо.
– Ты скажи Юрке, я на его письмо не ответил... – шептал сзади Любинский. – Сначала обида, сама знаешь, потом зарплату не платили, я с работы ушел. Ну что писать – жаловаться на нищету? Я же знаю Юрку – он бы начал из Америки «сникерсы» слать. Дед-то, выходит, прав был – надо было мне научную карьеру выбирать. Доктор наук – он и в Африке доктор наук. – Он махнул рукой. – Теперь у нас Боба командир. Новый русский... видишь? – Он обвел рукой окружающие их мебельные красоты. – Только бы Гарик... – не договорил, отошел.
Из общего невнятного гула выделился голос Антона:
– Представляете, вчера подхожу к дому, вдруг возле меня останавливается безумно крутой «мерс». Из него выходит девушка, очень красивая. Пригласила меня в «Грибоедов»... там одна молодежь собирается. Значит, она решила, я еще сгожусь... – Он повысил голос. – Между прочим, чем старше я становлюсь, тем больше вызываю интерес у женщин...
И Наташино презрительное, со смешком:
– Она тебя с кем-то спутала. Зачем ты нужен красивой девушке? К тому же у нее «мерс», а у тебя что?
Маша прислушалась. Что он скажет? Но его обиженное бурчание заглушил Нинин добродушный смешок.
Все вздрогнули от внезапного громкого звука. С экрана телевизора заорал на всю комнату Максим Леонидов: «То ли девочка, то ли виденье...» Почти одновременно с ним раздались строгие окрики с разных концов стола:
– Соня!
– Я нечаянно нажала! – испугалась давно уже теребившая в руках пульт от телевизора Соня. – Выключаю! – Она испуганно мазнула пальцем по пульту.
«Сегодня в два часа дня в подъезде дома номер семь по проспекту Обуховской Обороны четырьмя выстрелами из пистолета „ТТ“ был убит коммерсант Борис Васильев. Борис Васильев скончался на месте происшествия», – бодро сообщил ведущий «Новостей».
Смахнув по дороге локотком тарелку, Аллочка выпрыгнула из-за стола и бросилась к телевизору. На большом, в полстены, экране замер кадр – на носилках человек в черной куртке с неразличимым лицом. Почему-то крупным планом показаны ноги.
«Преступник предположительно скрылся на машине „ВАЗ-2109“ вишневого цвета. По информации правоохранительных органов, данной корреспонденту канала НТВ-Петербург, по всем признакам произошло заказное убийство. Из других новостей...»– Ботинки не наши, у Бобы таких нет, – повернувшись к остальным, деловито произнесла Аллочка.
Все неотрывно смотрели на Бобу.
– А... в России же часто случаются убийства... – растерянно забормотала Маша. – Что... это ваш знакомый?
В Бобином кармане зазвонил мобильный.
– Да, – рявкнул Боба в крошечную трубку и, пожав плечами, бросил телефон на стол. – Повесил трубку. Идиот!
– Не идиот, а идиотка! – засмеялась Наташа с истерическим всхлипом. – Она же думала, тебя убили... а убитый сам подходит к телефону и говорит: «Да!» Она от ужаса и повесила трубку... Бедная девушка!
– Я сейчас! – Нина испуганно смотрела на Наташу. Всегда такая выдержанная, холодная. Что это с ней, шок? Она помчалась на кухню, выкрикнув уже из коридора: – Валерьянку принесу!
Бобин мобильный не умолкал. Несколько раз звонили и вешали трубку, потом осторожно перезванивали домой. На звонки отвечала Аллочка. Наташа лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу.
– Я не понимаю, Боба... – чуть не плача, произнесла Маша. – Стоит человеку уехать ненадолго, так из него уже и рады дурака сделать. Ты теперь не Боба Любинский, а Борис Васильев? Ты что, взял Наташину фамилию? А зачем?
– У нас, то есть у Бобы, конечно, сеть магазинов, – значительно отозвалась Аллочка. – И еще...
Противно царапнул звук резко отодвигаемого стула. Поднявшись и прихватив по дороге телефон, Боба дернул Машу за руку:
– Ладно, все. Пошли отсюда.
– А как же все... – Маша потянулась за ним, слегка упираясь и виновато приборматывая на ходу: – Погоди, неудобно...
– Куда, куда это вы... – обронив по дороге покровительственные манеры хозяйки дома, бросилась к зятю Аллочка. Похлопотав лицом, сложила в значительную гримасу. – Володя, скажи своему сыну...
– Кто платит, тот и заказывает музыку... – едко произнесла Рита.Боба с Машей медленно шли к реке по заснеженной дороге. Вдоль дороги огромные ели, снежные крыши домов.
– Все как на рождественской открытке! – с восхищенным придыханием воскликнула Маша, фонтанами разметая снег тонкими кожаными ботинками. – У чукчей есть ужасно много слов для разного снега, а у нас? Вот этот снег – пушистый, мягкий, скрипучий... и все?
– Русскую зиму заказывали? – спросил Боба.
– Ага... Умереть можно от такой красоты...
– Все для тебя.
По нехоженому снежному берегу направились к реке. Боба впереди, за ним, аккуратно ступая в его следы, Маша.– Иди сюда, Бобочка, отсюда так красиво, – сладким голосом позвала Маша, остановившись под елкой. Встав на цыпочки, ловко потрясла над ним снежной веткой, засмеялась довольно. – Ты – снеговик.
Повозившись в снегу, они прислонились к елке уже двумя снеговиками, пристроились под пышными еловыми лапами, будто в доме, где внутри тепло, а за окнами идет снег.
– Ты вот живешь здесь и не знаешь, а зима – это самое большое счастье! – Маша замерла, не сводя глаз с заснеженного холма. – Я сейчас буду снег есть. – Она действительно открыла рот и высунула язык.
– Где-то в сарае Сонины санки валяются... Хочешь, я тебя покатаю, как маленькую...«Нет уж, на сегодня с меня достаточно лирики и драматических эффектов», – подумала Маша.
А вслух спросила:
– Лучше расскажи, почему у тебя вдруг магазины? И почему ты Васильев? Как в анекдоте, знаешь? Человек показывает Ленинград гостье, тете Саре из Бобруйска: «Вот, тетя Сара, это Нева». – «Нева? Что вдруг?»
Боба знал, что когда-нибудь Маша спросит: «Как это все у тебя получилось?» Или: «Неужели ты, Бобочка, стал настоящим владельцем заводов, газет, пароходов?» Или: «Расскажи, Боба, почему у тебя такие большие зубы?» Он мог придумать сто миллионов вариантов, потому что много лет учился разговаривать с собой, как она. А он, Боба, ей расскажет. Все с самого начала.
Он так часто повторял про себя: «Я Наташе благодарен», что эта фраза потеряла для него всякий смысл, как теряет смысл любое, самое простое слово, если повторить его нескончаемо много раз. Но он действительно был Наташе благодарен.