— Мисс Гуильт отвечала вам что-нибудь?
— Вот я к этому-то и прихожу. Она сказала: «Я должна буду рассказать вам когда-нибудь грустную историю, мистер Армадэль, о себе и о моем семействе, но вы кажетесь так счастливы, а обстоятельства эти так печальны, что у меня недостает духа говорить с вами о них теперь». Она говорила со слезами на глазах, мой милый, со слезами на глазах! Разумеется, я тотчас переменил разговор. Как же теперь опять воротиться к этому предмету деликатно, не заставляя ее плакать? А мы должны воротиться к нему, не для меня, я очень рад жениться на ней прежде и слышать о ее семейных несчастьях потом. Но я знаю мистера Брока. Если я не смогу сообщить ему удовлетворительных сведений о ее родных, когда напишу ему об этом (а я, разумеется, должен это сделать), он, конечно, выскажется против. Я, разумеется, завишу сам от себя и могу поступить как хочу, но милый старик Брок был таким добрым другом моей бедной матери и таким добрым другом для меня.., вы понимаете, что я хочу сказать?
— Конечно, Аллэн. Мистер Брок был для вас вторым отцом. Всякое разногласие между вами в таком серьезном деле, как это, было бы самым печальным обстоятельством, какое только могло бы случиться. Вы должны уверить его, что мисс Гуильт — в чем я совершенно уверен — достойна, во всех отношениях достойна…
Голос его замер против его воли, и он не кончил фразу.
— Я сам это чувствую, — начал Аллэн. — Теперь мы можем перейти к тому, о чем я особенно желал посоветоваться с вами. Если бы вы были на моем месте, Мидуинтер, вы сумели бы сказать ей все как следует. Вы сказали бы это деликатно, даже если бы начали совершенно издалека. Я не могу этого сделать. Я болтлив и ужасно боюсь сказать что-нибудь такое, что огорчит ее. Семейные несчастья — такой щекотливый предмет, особенно с такими утонченными и нежно сердечными женщинами, как мисс Гуильт. Может быть, в ее семействе была какая-нибудь страшная смерть, может быть, какой-нибудь ее родственник обесславил себя, какая-нибудь адская жестокость принудила бедняжку пойти в гувернантки. Мне пришло в голову, не может ли майор помочь мне. Может быть, он знал о семейных обстоятельствах мисс Гуильт, прежде чем нанял ее?
— Это возможно, Аллэн.
— Именно так, как думал я! Мое мнение — поговорить с майором. Если бы я мог узнать ее историю сначала от него, я лучше бы стал говорить об этом с мисс Гуильт потом. Вы советуете мне попробовать спросить майора?
Мидуинтер отвечал не тотчас и отвечал не совсем охотно.
— Я, право, не знаю, что посоветовать вам, Аллэн. Это очень щекотливый предмет.
— Я думаю, что вы обратились бы к майору, если бы были на моем месте, — возразил Аллэн, возвращаясь к своему обыкновенному способу задавать вопросы.
— Может быть, — отвечал Мидуинтер все неохотнее. — Но если бы я говорил с майором, я поступил бы очень осторожно на вашем месте, чтобы не поставить себя в фальшивое положение. Я остерегался бы позволить подозревать меня в низости стараться допытаться секретов женщины тайно от нее.
Лицо Аллэна вспыхнуло.
— Великий Боже! Мидуинтер! — воскликнул он. — Кто может подозревать меня в этом?
— Никто, Аллэн, кто знает вас коротко.
— Майор знает меня, майор менее всех на свете станет подозревать меня, говорить о щекотливом предмете с мисс Гуильт, не оскорбив ее чувства. Что может быть проще между двумя джентльменами?
Вместо ответа Мидуинтер все также неохотно сам задал вопрос:
— Вы намерены сказать майору Мильрою о ваших намерениях относительно мисс Гуильт?
Настроение Аллэна изменилось. Он колебался и сконфузился.
— Я думал об этом, — отвечал он, — и намерен сначала разузнать, а потом сказать ему или нет, как покажут обстоятельства.
Такой осторожный поступок был так поразительно несообразен с характером Аллэна, что не мог не удивить всякого, кто знал его. Мидуинтер прямо выказал свое удивление.
— Вы забываете мое сумасбродное волокитство за мисс Мильрой? — продолжал Аллэн, все более и более конфузясь. — Может быть, майор приметил это и, может быть, думал, что я имел намерение такое, какого я не имел. Было бы не совсем ловко, не правда ли, прямо в глаза ему сделать предложение его гувернантке, а не его дочери?
Он ждал ответа, но его не было. Мидуинтер раскрыл губы, чтобы заговорить, и вдруг остановился. Аллэн, встревоженный его молчанием и вдвойне встревоженный воспоминаниями о дочери майора, вызванными этим разговором, встал и довольно нетерпеливо прекратил разговор.
— Полно, полно! — сказал он. — Не принимайте такого загадочного выражения лица, не делайте из мухи слона. У вас такая старая голова, Мидуинтер, на ваших молодых плечах. Покончим все эти за и против. Намерены вы сказать мне просто, что мне не годится говорить с майором?
— Я не могу взять на себя ответственность, Аллэн, сказать вам это. Сказать еще проще, я не полагаюсь сам на основательность совета, который я могу подать вам, в.., в нашем настоящем положении относительно друг друга. Я уверен только, что не может быть дурно просить вас сделать две вещи.
— Что такое?
— Если вы будете говорить с майором Мильроем, пожалуйста, вспомните мое предостережение, пожалуйста, подумайте о том, что вы скажете, прежде чем станете говорить.
— Я подумаю, не бойтесь! Еще что?
— Прежде чем вы сделаете какой-нибудь серьезный шаг в этом деле, напишите к мистеру Броку. Обещаете вы мне это?
— От всего моего сердца. Еще что?
— Более ничего. Я сказал мои последние слова.
Аллэн пошел к двери.
— Пойдемте в мою комнату, — сказал он. — Я дам вам сигару. Слуги придут сюда сейчас убирать завтрак, а я хочу говорить о мисс Гуильт.
— Не ждите меня, — отвечал Мидуинтер. — Я приду к вам минуты через две.
Он не вставал с места, пока Аллэн не закрыл дверь, потом поднялся и раздвинул занавес в углу комнаты, куда он спрятал дорожный мешок, уложенный для путешествия.
Когда он стоял с мешком в руке у окна и думал, прежняя сильная бледность разлилась по его лицу — оно как будто лишилось последней своей кровинки в одно мгновение.
То, что проницательность опытной женщины открыла несколько дней назад, стало явным для Мидуинтера только в эту ночь. Огорчение, поразившее его, когда он услышал признание Аллэна, в первый раз обнаружило истину Мидуинтера. Он осознал, что смотрел на мисс Гуильт другими глазами и с новым чувством в следующий раз после достопамятного свидания в саду майора Мильроя. Он сознавал свой увеличившийся интерес к ее обществу, свой увеличившийся восторг к ее красоте, но до сих пор он не знал, какую страсть возбудила она в нем. Узнав наконец, что эта страсть вполне овладела им, Мидуинтер имел мужество, которого человек с менее трагическим прошлым не имел бы, мужество вспомнить, что Аллэн говорил ему о своих чувствах, и решительно взглянуть на будущее сквозь свои благодарные воспоминания о прошлом.