Парень с Мечтательными Глазами пытался мне помочь.
Талисманом из пророчества был амулет. Амулет был кратчайшим путем Дэррока.
Той ночью, когда Синсар Дабх оторвала голову Дэрроку и смяла ее словно виноградину. Я коснулась амулета. Он был так близко. А потом не успела я оглянуться и меня уже перекинули через плечо и унесли.
Я улыбнулась. Я знала, где его найти.
Как человек, Бэрронс собирал древности, ковры, рукописи и древнее оружие. Как Зверь, он собрал все, к чему я прикасалась. Мешочек с камнями, мой свитер.
Не важно, в какой он форме, Бэрронс найдет блестящую безделушку, хорошо пахнущую для него.
Невозможно, чтобы он прошел мимо него в ту ночь. Я прикасалась к нему.
Я сунула пергамент, перевод и карту таро в свой карман и встала.
Давно пора было выяснить, куда уходил Иерихон Бэрронс, покидая магазин.
* * *
Он не уходил далеко.
За все время, что я его знала, держу пари, он никогда далеко не уходил.
Когда я добралась до нижней ступеньки, я почувствовала его запах. Слабый намек на пряность висел в воздухе возле его кабинета. Кабинета, где он держал свое Зеркало.
Все время, когда я была При-йа, я никогда не видела его спящим. Я засыпала, но каждый раз, когда просыпалась, он был там, с тяжелыми веками на блестящих темных глазах, смотрел на меня так, как будто бы он там только лежал и ждал, когда я перевернусь и попрошу его трахнуть меня снова. Всегда готов. Как будто он жил для этого. Я вспомнила его лицо, когда он вытягивался на мне.
Я вспомнила, как отвечало мое тело.
Я никогда не принимала экстази или других наркотиков, которые пробовали мои друзья. Но если это то же чувство как быть При-йя, то я не могла бы представить желающего это делать добровольно.
Часть моего мозга все еще была в сознании, как в тумане, в то время как тело вышло из-под моего контроля.
Если он легко касался рукой моей кожи, я практически кричала от необходимости чувствовать его внутри. Я бы все сделала для того, чтобы он оказался там.
Быть При-йа было хуже, чем быть изнасилованной Принцами.
Это были сотни изнасилований снова и снова. Мое тело хотело этого. Мой разум был свободен. Все же некоторая часть меня, еще была там, полностью осведомленная, что мое тело не подчиняется мне. Делая то, чего я не выбирала. Весь выбор был сделан за меня. И был выбран Секс.
Я хотела только одного: еще больше.
Его толчки внутри меня, и чувство как он проникает внутрь, превращали меня в совершенно дикую — горячую, влажную, отчаянно желающую его еще больше.
С каждым поцелуем, с каждой лаской, с каждым толчком, я только больше нуждалась в нем. Он прикасался ко мне, и я сходила с ума. Мир сократился до одного: его. Он действительно был моим миром в том подвале. У одного человека было слишком много власти над другим. И это могло поставить тебя на колени и заставить умолять.
У меня был секрет.
Страшная тайна, которая съедала меня живьем.
«Что ты одела на выпускной вечер, Мак?»
Это было последнее, что я слышала, будучи При-йа.
С этого момента все случилось на самом деле.
Я притворялась.
Я лгала ему и себе.
Я осталась.
И он не почувствовал никакой разницы.
Я была такой же ненасытной, такой же жадной, такой же уязвимой. Я точно знала, кто я, что случилось в церкви, и то, что я делала в течение последних нескольких месяцев.
И каждый раз, когда он прикосался ко мне, мой мир сокращался до одного: его.
А он никогда не был уязвимым.
Я ненавидела его за это.
Я потрясла головой, прогоняя унылые мысли.
Куда уходил Бэрронс, чтобы побыть в одиночестве, расслабиться, и возможно поспать? Вне досягаемости для других. Внутрь хорошо охраняемого Зазеркалья.
* * *
Его аромат все еще чувствовался в воздухе, когда я обыскивала его кабинет.
Я чувствовала себя безжалостной и уставшей играть по правилам. Во всяком случае, я не знаю, почему эти правила вообще должны быть между нами. Это кажется абсурдным. Он занимал все мое жизненное пространство с тех самых пор, как я встретила его, больше чем жизнь, электризующее настоящее, встряхивавшее, пробуждавшее и делавшее меня безумной только в этом плане.
Я схватила одно из его многочисленного старинного оружия и взломала закрытые ящики письменного стола.
Да, он увидит, что я вломилась туда. И нет, меня это не заботило. Он может даже попытаться выместить всю свою злость на мне. У меня была львиная доля своей злости.
У него были материалы на меня, на моих родителей, на МакКейба, на O’Банниона, людей, о которых я никогда не слышала, даже на его собственных людей.
Были счета с десятками различных реквизитов в разных странах.
В нижнем ящике я обнаружила свои фотографии. Множество фотографий.
Вот я выхожу из Кларин Хауса в росистое дублинское утро, загорелые ноги — блестят из-под короткой любимой белой юбки, длинные светлые волосы — качаются в высоком хвосте.
Вот я гуляю по лужайке возле Тринити-колледжа, встречаю Дэни впервые у фонтана.
Спускаюсь по лестнице Алининой квартиры, выходящей в переулок.
Крадусь позади дома по аллее, глядя на брошенные машины О’Банниона, тем утром, когда я поняла что Бэрронс выключил весь свет и позволил Теням захватить территорию вокруг магазина и сожрать шестнадцать человек, только ради убийства одного, того кто представлял угрозу для меня. В моих глазах был шок, ужас и какое-то явное облегчение.
Вот я сражаюсь спина к спине с Дэни, мечом и копьем, ярко сверкающими в темноте. Была целая серия этих снимков, снятых с угла крыши. Я была в ударе, сияющее лицо, глаза прищурены, тело созданное для того, что я делала.
А вот фото сделанное через фасадное окно книжного магазина — я обнимаю папу.
Вот я свернулась на диване в задней части КиСБ, сплю, сложив руки на груди. Без макияжа. Я выглядела семнадцатилетней, немного потерянной, совершенно беззащитной.
Вот я иду в управление Гарды с Джейном. Возвращаюсь назад в магазин, без света. Я никогда не была в опасности ночью. Он был там, следил, чтобы я выжила, во что бы то ни стало, вернулась обратно.
Никто никогда не фотографировал меня так много раньше. Даже Алина. Он поймал мои тончайшие эмоции в каждом кадре. Он наблюдал за мной, всегда наблюдает за мной.
Через окно фермерского коттеджа, когда я прикасалась к лицу Наны, пытаясь проникнуть в ее мысли и увидеть свою маму. Мои глаза были полуприкрыты, и мое лицо выражало крайнюю сосредоточеность.