Джейк был рад видеть нас. Тамариск задала ему кучу вопросов о доме в Корнуолле, из чего можно было сделать вывод, что она собралась поехать туда. Не было сомнений в том, что отец сумел очаровать ее. А кого бы Джейк смог оставить равнодушным?
Когда Тамариск вышла из комнаты, у нас появилась возможность обменяться несколькими фразами.
— Когда? — спросил он.
— Это сложно! — ответила я. — Тамариск…
— Может быть, как-нибудь вечером…
— Вряд ли.
— Можем сказать, что отправляемся на концерт… в театр… Что с тобой?
— Дэвид и Клодина…
— Они не столь бдительны, как твоя мать. Временами мне казалось, что она… знает!
— Вполне возможно: она очень проницательна, особенно если это касается меня!
— Это становится невыносимым! — воскликнул Джейк. — Мы должны быть вместе! Я не могу сидеть здесь и ждать, когда ты сможешь приехать ко мне. Я придумаю какую-нибудь причину, по которой ты должна будешь находиться здесь!
— Нет, только не в этом доме. Это уж слишком!
— Мы остановимся на постоялом дворе, я сниму дом…
Я отрицательно покачала головой.
— Что же делать, Джессика?
— Самым разумным было бы проститься. Если бы Тамариск отправилась с тобой в Корнуолл, это было бы решением проблемы!
— И никогда… или лишь изредка видеть тебя?
— Нам ничего не остается, Джейк!
— Чепуха, ты любишь меня, я люблю тебя!
— Слишком поздно! Кто-то сказал, что жить — это находиться в нужное время в нужном месте! Для нас время оказалось неподходящим!
— Дорогая моя Джессика, мы должны это исправить! — Я покачала головой:
— Невозможно! Я не смогу предать Эдварда: он на меня полагается. Он и без того страдает, и я не могу обойтись с ним таким образом.
— Он все понял бы!
— Да, он все понял бы, но понимать — вовсе не значит быть менее оскорбленным. Эдвард очень ранимый человек. Я никогда не покину его.
— А что будет со мной? С нами?
— Каждый должен жить своей собственной жизнью так, как она у нас сложилась!
— Ты обрекаешь нас обоих на прозябание!
— У тебя есть дочь, славная девочка. Думаю, она сумеет тебя порадовать. А уж если она полюбит, то будет предана тебе беспредельно!
— Как предана Джонатану? А кому еще? — Я пожала плечами, а Джейк продолжал:
— Тебе? Тем людям, которые так много сделали для нее? Я согласен с тем, что она славная, и был бы счастлив завоевать ее преданность, но не о дочери идет речь. О тебе, моя любовь, моя Джессика!
— Значит, выхода нет! Возможно, время принесет какое-то облегчение.
— Я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как жизнь проходит мимо! Я найду выход!
— Ты пугаешь меня, когда говоришь так! Мне кажется, ты можешь быть безжалостным!
— Возможно, ты права.
— Выхода нет, разве что рассказать все Эдварду, но на это я никогда не пойду!
— Узнав, он понял бы: это неестественно — обрекать тебя на такую жизнь!
— Это мой долг!
— Твой долг сильней твоей любви?
— В данном случае так и должно быть! — Джейк покачал головой.
— Я найду выход, — повторил он, — В комнату вошла Тамариск.
— Вы говорите обо мне? — спросила она.
— Тебе всегда кажется, что говорят о тебе: ты столь захватывающий предмет для разговоров?
— Да! — ответила она, и все рассмеялись.
Когда настало время уходить, Джейк, стоя в дверях, помахал нам рукой. Припоминая его слова, я задумалась. Уж очень решительно он говорил, что сумеет найти выход. Что он мог сделать? Было только одно решение: отправиться к Эдварду и попросить его освободить меня. Но я знала, что никогда не смогу быть счастлива, сделав это. До конца дней меня будет преследовать мысль об Эдварде.
Мы сворачивали на Блоурстрит, когда я заметила, что молодая женщина, которая шла в нескольких ярдах впереди нас, стала поспешно переходить дорогу. В эту же секунду Тамариск бросилась к ней. Женщина исчезла за углом. Тамариск побежала следом.
Что она собиралась делать? Я бросилась вслед за девочкой. Конечно, она знала дорогу на Альбемарлстрит, но как могла вот так, не сказав ни слова, убежать от меня?
Я свернула за угол. Женщина входила в какое-то здание, Тамариск следом. Я бросилась бежать что было сил: я узнала этот дом. Это был клуб «Фринтон», место, пользовавшееся дурной репутацией, где Джонатан проиграл пятьсот фунтов!
Я толкнула дверь и вошла. Холл был застелен ковром ярко-красного цвета, стены были белыми. За столом сидел человек и глядел на пробегавшую мимо Тамариск. «Куда вы?..» — начал он, заметив меня. Я не обратила внимания на него: мне нужно не упустить из поля зрения Тамариск, которая скрылась за какой-то дверью. Я последовала за ней.
В комнате были люди — двое мужчин и несколько женщин. Я изумленно уставилась на них. Одной из женщин была наша бывшая горничная Пру Паркер, но это была совсем другая Пру! Ее лицо было подкрашено, она была весьма неплохо одета: легкий плащ цвета морской волны, отделанный мехом, а перчатки гармонировали с обувью. Я поняла, что именно она была той женщиной, за которой бросилась Тамариск.
Но это было не все: девушка, стоявшая рядом с Пру, тоже была знакома мне! Именно она когда-то притворялась слепой. Да, возле Пру Паркер стояла девушка, заманившая меня когда-то в пустой дом!
Но самым большим потрясением для меня оказался мужчина, вставший из кресла и глядевший на меня с потрясением. Это был Питер Лэнсдон!
Повисло молчание, которое длилось, казалось, бесконечно. Похоже, все присутствующие не верили своим глазам и пытались привести в порядок свои мысли. Первым заговорил Питер.
— Джессика? — пробормотал он.
Я не отвечала, переводя взгляд то на него, то на этих женщин.
— Как, как ты попала сюда? — запинаясь, проговорил он. — Здесь тебе не следует находиться!
— В этом я уверена!
— Я должен объяснить тебе кое-что…
— Не должен, а обязан!
Питер подошел ко мне. Теперь он был спокоен. Все остальные продолжали хранить молчание.
— Я отведу вас с Тамариск домой, — сказал он. Тамариск закричала:
— Я хочу забрать с собой ее! — она указала на Пру. — Она врет! Это она, а не Джонатан!
— Да, да! — согласно закивал Питер. — Я уже все выяснил! Я отведу вас домой и там все расскажу!
Я вдруг все поняла: Питер участвовал во всем этом! Он знал «слепую» девушку; знал Пру; знал эти клубы, в которых происходили Весьма странные события! На что же я наткнулась?