— С удовольствием, миссис Баррингтон!
— Я думала, тебе нравится работа в саду?
— Нравится, но если я чем-то еще могу помочь…
— Полагаю, больше ты нужен здесь, в доме, а собирать и сжигать листья может кто угодно! Джеймс, тебе обязательно нужно отдохнуть, а ты, Эдвард, наверное, ушибся? Придется помочь мистеру Баррингтону, Тоби.
Джеймса это, видимо, обрадовало, хотя было видно, что он стыдится своего недомогания. Он относился к тем мужчинам, которые обязаны выглядеть всегда здоровыми.
— Позвольте, я помогу? — предложил Питер.
— Мы сами управимся, сэр, — ответил Тоби, и по выражению его лица было ясно, что он рад оказаться полезным.
— Я побуду с тобой, Эдвард! — предложила я, бросив остальным — Вы уж простите меня! — Эдвард ответил:
— Нет, оставайся здесь! Не беспокойся понапрасну, Джессика, со мной все в порядке.
Я кивнула. В таких случаях я всегда слушалась Эдварда. За ними закрылась дверь.
— Бедный Эдвард! — сказал Питер.
— Все это так печально! — пробормотала Амарилис, несомненно сравнивая мою унылую жизнь со своей.
— Как вовремя подвернулся этот человек, который жег листья! — заметил Питер.
— Похоже, он прямо рвется помочь! — добавила Амарилис.
И пока я сидела, ощущая запах горелых листьев и участвуя в бессвязном разговоре, размышляла о том, как Амарилис и Питер удачно повстречались, полюбили друг друга, поженились и обзавелись двумя чудесными малышами, как бы олицетворявшими успех их брачного союза.
А потом я опять попыталась представить себе собственное будущее: насколько я могла судить, все, что происходит сейчас, должно было продолжаться до бесконечности.
Эдвард не пострадал при падении. Он сказал, что даже доволен случившимся, ибо благодаря этому у Джеймса появился молодой помощник — Тоби. С некоторых пор Эдварда беспокоило состояние Джеймса:
— Я знаю, ему тяжело поднимать меня.
— А этот Тоби, кажется, очень приятный молодой человек!
— Да, и он всегда готов помочь. Я чувствую, что очень обременяю всех: тебя, Джеймса, Клер, а теперь еще и Тоби — все крутятся вокруг бесполезного инвалида! Но больше всего я беспокоюсь за тебя. Временами я чувствую, что слишком обременяю тебя.
— Что за чепуху ты мелешь?
— Ты молодая, красивая и привязана ко мне. Это несправедливо!
— Пожалуйста, Эдвард, ты обещал не говорить подобных слов! Я ведь сама выбрала это, не так ли?
— Иногда люди делают поспешный выбор, а потом раскаиваются. Эта жизнь не для тебя, Джессика! Я все думаю про Амарилис: она счастливая жена и мать…
— Я бы не хотела поменяться с ней местами.
— Ты так добра, Джессика…
«Если бы он только знал», — подумала я. Я была на грани того, чтобы рассказать обо всем Эдварду, попытаться объяснить, в какое нелегкое положение попала. «Я люблю тебя, Эдвард, но я люблю и Джейка, хотя и по-другому. Я люблю его так, как не смогла бы полюбить никого другого! С ним я совсем другой человек, чем с тобой. С ним все становится волнующим, волшебным…»
Как я могла бы сказать мужу такое? Эдвард был прав: я сама выбрала свою судьбу, но выбрала под влиянием минутного порыва, а теперь это стало моей жизнью.
Следующие слова Эдварда меня насторожили:
— А что с этим мужчиной, с отцом Тамариск?
— А что… что с ним? — слабо спросила я. — Что тебя интересует?
— Собирается ли Тамариск жить у него?
— Думаю, ей нужно время, чтобы подумать.
— А он на это согласен? Ты часто виделась с ним, когда вы были в Лондоне?
— О да, он приходил к нам обедать, да и Тамариск несколько раз гуляла с ним.
— Как ты думаешь, она захочет жить у отца?
— Думаю, он ей все больше нравится, но она очень предана Джонатану.
— Да… Чуть ли не любовный роман, правда? Просто удивительно, что у столь юного существа такие горячие чувства!
— Мне кажется, только это удерживает девочку здесь: она хочет быть там, где Джонатан!
— Время все расставит на свои места.
— Ты имеешь в виду… ни во что не вмешиваться?
— Вот именно. Но пусть Тамариск видится как можно чаще со своим отцом. Полагаю, он был бы доволен, если бы мы снова пригласили его сюда? А пока ты могла бы опять отвезти девочку в Лондон!
— Д-да?.. Я думала съездить туда до Рождества… Ты не будешь возражать?
— Ну что ты! Здесь есть кому позаботиться обо мне. Конечно, я всегда скучаю без тебя, но, с другой стороны, мне становится легче от того, что ты хоть немножко отдыхаешь. Знаю, как тебя радуют эти поездки в Лондон: ты возвращаешься оттуда посвежевшая…
Груз вины давил меня, но в то же время меня обрадовала возможность еще раз поехать в Лондон.
Я спросила Тамариск, не хочет ли она снова съездить к отцу, а она пожелала узнать, поедет ли с нами Джонатан. Я сказала, что не уверена в этом, подумав, что после последнего скандального визита он вряд ли проявит такое желание.
— А что случилось потом с той девушкой? — спросила Тамариск. — Все думают, Джонатан хотел что-то с ней сделать?
— Джонатан говорит, что он ничего не делал.
— Значит, не делал! Тогда откуда вся эта суета?
— Все уже улеглось. — Она топнула ножкой:
— Ничего не улеглось! Прадедушка Френшоу очень злой на Джонатана и теперь может не завещать ему Эверсли!
Откуда Тамариск знала о таких вещах? Должно быть, подслушивала у дверей, расспрашивала слуг? Я знала, что она склонна к этому. Девочка продолжала:
— Эта девушка сама пришла к нему в спальню, он не вызывал ее!
— Кто тебе это сказал?
— Неважно, — серьезно заявила Тамариск, — не в этом дело. Она пришла к нему, хотя он ее и не звал! А потом заявила, будто он порвал ее одежду. Она наврала!
— Все уже закончилось, не стоит больше волноваться.
— А я хочу знать правду! Я собираюсь заставить Пру Паркер рассказать правду!
— Пру Паркер пропала, мы ее больше не увидим.
— Но где-нибудь она есть!
— Послушай, ты хочешь поехать в Лондон и повидаться с отцом?
— Да!
— Тогда все в порядке, мы едем.
На этот раз вместе с нами поехали Дэвид и Клодина. Им не очень хотелось покидать Эверсли, но Дэвиду было необходимо закупить продукты. Питер уже был в Лондоне: он выехал за несколько дней до нас, как он сказал, по важному делу. Когда мы прибыли в дом на Альбемарлстрит, он уже ждал нас.
Я не могла подавить переполнявшие меня чувства: я соскучилась по Джейку, но было трудно оставаться наедине с ним, поскольку следовало присматривать за Тамариск. Совсем по-другому обстояли дела, когда Джонатан уделял ей львиную долю своего времени.