— Я-то буду, моя храбрая принцесса. Но и вы будьте осторожны. Вам надо быть гораздо более осторожной, чем мне.
Елизавета сделала шаг назад.
— Прошу вас оставить этот тон — не забывайте, кто я.
Томас иронически улыбнулся:
— Миледи, можете быть уверены, что я следую вашим же желаниям, какими бы они ни были.
Принцесса покинула его; она шла по лужайкам ко дворцу, и щеки ее пылали, а душа пела от радости.
Она была довольна этим разговором, ибо он помог ей избавиться от докучливых мыслей о браке с человеком, который стоял гораздо ниже ее по положению, и в то же время показал, что ухаживания красивого мужчины продолжатся и в будущем.
Катарина Парр сердилась на своего зятя и его жену.
Анна, герцогиня Соммерсетская, наотрез отказалась носить ее шлейф. Она говорила о своей невестке в оскорбительном тоне, утверждая, что демонстрировать почтение жене младшего брата — совершенно неслыханная вещь для жены протектора Англии.
Леди Херберт отправилась в дом Сеймуров, чтобы увидеть королеву, ибо отношение к ней надменной герцогини слегка ее встревожило.
Катарина тепло обняла сестру. Анна Херберт внимательно посмотрела на нее и с трудом смогла поверить, что эта сияющая от счастья женщина всего несколько месяцев назад чуть было не умерла от страха.
— Нет нужды спрашивать, как ты живешь, — сказала леди Херберт. — Ответ написан у тебя на лице.
— Я живу прекрасно, сестра. А ты? И как милорд Херберт?
— У нас все хорошо, Кейт. Как я рада видеть тебя счастливой.
— О, Анна, я никогда не думала, что буду так счастлива. Мне кажется, что все мои страдания были не напрасны, ибо, не познай я безысходного горя, я никогда бы не смогла оценить всей полноты своего нынешнего счастья.
— Ты его заслужила по праву. А как дела у милорда, твоего мужа?
— У него все хорошо, и он так же счастлив, как и я.
— Храни Бог ваше счастье, — с жаром произнесла Анна Херберт, ибо она, в отличие от Катарины, не очень-то верила в добродетель Томаса Сеймура. Слишком много она слышала историй о его любовных похождениях, честолюбивых замыслах и планах относительно женитьбы на принцессе Елизавете, и у нее не было причин считать эти рассказы выдумкой. Она ломала себе голову — надо ли ей рассказать об этом сестре, но, вспомнив то безграничное отчаяние, свидетелем которого ей пришлось стать, она поняла, что никогда не сможет разрушить безоблачное счастье, которым теперь наслаждалась Катарина.
— Я думаю, — сказала леди Херберт, — что ты так счастлива, поскольку не принимаешь близко к сердцу всю эту возню вокруг королевских драгоценностей. — Мне они совершенно не нужны, — ответила Катарина. — Поверишь ли, я гораздо счастливее без них, чем с ними. Но меня злит, что моя невестка так много о себе мнит. Я уверена, что она сама хочет носить эти драгоценности.
— Ну конечно же. Не сомневаюсь, что она воображает себя королевой.
Катарина рассмеялась:
— Томасу абсолютно безразлично, что скажет милорд протектор.
— А вот это зря. Протектор и его жена теперь всемогущи. Дорогая моя сестричка, ты избежала смертельной опасности. Во имя любви Господа нашего, не навлекай па себя новую беду.
— Я навлекаю на себя новую беду? Да что ты, Анна? Не нужны мне эти драгоценности. Разве они могут сделать меня счастливой? Когда я была женой короля, они были моими, но разве я была счастлива? Уж ты-то, Анна, хорошо знаешь, что нет.
— Но, Кейт, почему тогда об этом так много говорят?
— Томас считает, что, забрав их, его брат и его жена хотели меня унизить.
— А... Томас! Катарина улыбнулась:
— Он очень сердится, когда кто-нибудь, по его словам, не оказывает мне должного почтения. Он говорит, что я слишком мягкая... со всеми. Он говорит, что мне повезло — его сильные руки всегда защитят меня, а его ум позаботится о моих интересах. Он всегда говорит, что всякому, кто скажет обо мне хоть одно плохое слово или тронет меня хоть пальцем, он заедет кулаком в ухо.
— Все любовники так говорят! — заявила Анна Херберт.
— Я знаю, но Томас настроен очень решительно. Произнося эти слова, он так загорается, что мне стоит больших усилий успокоить его.
— Не думаю, что он сможет дать в ухо лорду-протектору.
— Если ему покажется, что тот оскорбил меня... вполне может и дать. Я знаю своего Томаса.
— Если он столь неосторожен, то ты, Кейт, должна сохранять благоразумие. Зачем ты так поспешно вышла за него замуж... да еще позволяла ему приходить к тебе ночью? Дорогая моя, слухи о ваших близких отношениях поползли еще задолго до того, как было объявлено о вашей женитьбе!
— Я знаю. — Катарина беспечно засмеялась. — Томасу все нипочем. Он сказал, что однажды уже потерял меня и больше не хочет.
— Это правда, что вы обручились через неделю после похорон короля?
— О, Анна, прошу тебя, не спрашивай меня об этом!
— Это очень опасно. Говорят, что если бы ты понесла ребенка, то никто бы не знал, от кого он — от Томаса или от короля.
— Ты же знаешь, что я не допустила бы этого.
— Но так говорят люди.
Катарина пожала плечами. Она была слишком счастлива, чтобы думать о серьезных вещах.
— Анна, — сказала она — Если бы ты знала, как я хочу ребенка! Но может быть, мне уже поздно заводить детей?
— Тебе уже тридцать шесть, Кейт.
— Я знаю. Но я так хочу родить Томасу ребенка.
— Тебе надо быть предельно осторожной.
— Да, надо. Каждую ночь я молю Бога, чтобы он послал мне ребенка, и мне кажется, мои молитвы будут услышаны. Анна Херберт обняла сестру. Теперь, когда она стала женой адмирала, Анна боялась за нее ничуть не меньше, чем во времена ее брака с королем.
«Тогда, — подумала Анна, — она знала, что ее подстерегает опасность, и была готова к встрече с ней, но теперь она ждет от жизни только счастья».
— Бог сбережет тебя, Кейт. Бог сохранит твое счастье.
— У тебя в глазах слезы, Анна!
— Неужели, сестричка моя? Это я от радости за тебя. Но неужто можно вынести столько страданий и сохранить веру в мужчин? Не знаю, как ты можешь быть такой наивной, дорогая сестричка. Не знаю.
— А-а! — вскричала Катарина, обнимая ее. — Но ведь ты совсем не знаешь моего Томаса!
Месяцы, прошедшие после смерти короля, принцесса Мария провела в своих поместьях в Уонстеде и Норфолке.
Так посоветовали ей друзья, ибо ее имя очень часто упоминалось во время следствия над Сюрреем. Одно из обвинений, выдвинутых против него, заключалось в том, что он намеревался жениться на принцессе, а по мнению некоторых людей, это вполне могло означать, что они с Марией состояли в заговоре.