Несколько дней Вильгельм избегал ее, но все это время ему было не по себе.
Наконец он пригласил к себе Бентинка и не без смущения поведал ему о случившемся.
– Не иначе, кто-то навел ее на мысль совершить этот отвратительный поступок. Гм… судя по выбору места, это дело рук ее служанки Трелони. Надо будет как следует во всем разобраться и, если мои подозрения подтвердятся, – отправить девчонку в Англию.
– Не будет ли такая мера чересчур суровой по отношению к нашей принцессе? – с задумчивым видом произнес Бентинк.
– Что-то я не совсем вас понимаю, друг мой.
– Ваше Высочество, вы ведь и в самом деле ночевали у моей свояченицы. Принцессе было не очень-то приятно узнать, что Елизавета – ваша любовница!
– И вы считаете, что ее служанке это очень подобает – помогать ей шпионить за мной?
– Я считаю, что все произошло так, как и должно было произойти, – сказал Бентинк.
– Друг мой, иногда вы забываете, с кем разговариваете.
– Ваше Высочество, мне казалось, что вы ждете от меня откровенности.
– Я не желаю выслушивать оскорбления – даже от моих друзей.
– Ваше Высочество, позвольте не согласиться с вами. В моем ответе не было никакого оскорбления.
– Вот и опять дерзите. Ладно, Бентинк, можете идти. Я больше не нуждаюсь в вашем присутствии.
Бентинк поклонился и вышел; Вильгельм уставился на закрывшуюся за ним дверь. Прежде он никогда не ссорился со своим другом, и сейчас ему с трудом верилось в то, что с ними могло произойти такое.
Сначала оказаться застигнутым врасплох своей собственной женой. Теперь вот – услышать упреки от своей лучшего друга. Каково, а?
Ему было стыдно, а в таких случаях он бывал очень сердит.
Елизавета широко раскрыла глаза – ах, как ему нравилась их забавная, очаровательная асимметричность! – затем подумала и сказала:
– Все очень просто. Это подстроили Анна Трелони и миссис Ленгфорд, в последнее время они все время о чем-то перешептываются. Избавься от них – и все будет в порядке.
– Сначала мне хотелось бы получить доказательство их проступка.
– Это не составит труда. Предоставь дело мне, и я выясню, что они затеяли и кто их натравливает на меня.
Вильгельм поцеловал ее. Умница, Елизавета. Он всегда знал, что ей можно доверять.
Через несколько дней она получила ответ на его вопрос.
– Вильгельм, все гораздо серьезней, чем мы думали. За этим делом стоит Яков.
– Яков? Он-то каким боком?
– Он желает, чтобы твой брак был расторгнут. Видимо, нашел другую партию для Марии.
– Партию с католиком!
– Вероятней всего, да. Примет ли ее народ Англии – это другой вопрос. В любом случае Яков не желает, чтобы ты оставался его зятем. К счастью, нашелся один старый дурак – Ковел, новый капеллан принцессы… Так вот, ему сейчас невмоготу держать язык за зубами. Еще бы, такая честь – чуть ли не каждый вечер совещаться с самим Скелтоном, который получает указания прямо из Уайтхолла. Ну как, раскусил суть нашего небольшого заговора?
– Ты умница, Елизавета.
– А ты только сейчас это понял?
– Я всегда это знал.
– Ну что ж, я очень рада – чем я умней, тем больше пользы могу принести моему принцу.
Она поцеловала его маленькую худую руку. Затем грациозно поклонилась.
Оставлю ее у себя, подумал он. Если возникнет необходимость, я справлюсь и с Яковом и со всей Англией; но не расстанусь с Елизаветой… и с Марией.
Принц Оранский ехал с охоты, но его мысли были заняты отнюдь не добытыми охотничьими трофеями. Перед отъездом он приказал нескольким верным слугам досматривать всех, кто будет выходить из дворца, и задерживать каждого, у кого при себе окажется какое-нибудь письмо или иная почта. Уловка сработала.
Когда он вернулся во дворец, на его столе лежало несколько писем, перехваченных на пути от Ковела к Скелтону и от Скелтона к его хозяину.
Как явствовало из писем, при дворе и в самом деле созревал заговор, имевший целью расторжение брака принца Оранского. Прежде всего заговорщики намеревались довести до сведения принцессы факты, свидетельствующие об измене ее супруга, а затем на примере обеих женщин доказать, что принц не может иметь детей. Оба корреспондента упоминали служанок принцессы – Анну Трелони и миссис Ленгфорд.
Ознакомившись с этой перепиской, Вильгельм послал за Ковелом.
Приведенный в его кабинет двумя стражниками и офицером дворцовой гвардии, прелат растерялся.
– Вы признаете свое участие в заговоре, направленном против меня? – ледяным голосом спросил Вильгельм.
Ковел увидел свои распечатанные письма, потупился и сказал, что действовал по наущению посла Скелтона, будучи не в состоянии противиться воле Его Величества.
– Пошел вон, – процедил Вильгельм. После его ухода он вызвал к себе Марию.
И вот она вошла, бледная от страха. Он несколько секунд молча смотрел на нее. Затем сказал:
– Как я понимаю, ты настолько глупа, что даже не подозреваешь, жертвой какого заговора стала по своей беспросветной глупости.
– Я… я, Вильгельм?
Сейчас перед ним стояла та Мария, которую он хорошо знал, – покорная, робкая, боявшаяся его.
– Да, ты. Твой отец решил выдать тебя за католика. Она вздрогнула.
– Но ведь я состою в браке с тобой, Вильгельм.
– Он желает, чтобы наш брак был расторгнут.
– Но как же я?..
Вильгельм поднял руку – давая понять, что он еще не все сказал.
– Ты проявила недопустимую слабость – поверила слухам, которые распускают обо мне, и таким образом оказалась в руках заговорщиков. Твой отец – человек коварный и жестокий. Забыла, какие кровавые расправы он учинил после Седжмура? На нем лежит вина за все трагедии, происходившие в Англии за последние несколько лет, но ему этого мало – он желает увеличить их число.
– Он вынужден защищать корону, Вильгельм.
– Так ты его оправдываешь?
– Он – мой отец.
– На твоем месте я бы постыдился называть его этим словом.
– Я знаю, он совершил множество ошибок. Но ведь дело не в нем, Вильгельм. Елизавета Вилльерс – твоя любовница, и это правда.
Его охватило тревожное чувство. Ее упорство и самолюбие проявлялись как раз в те моменты, когда ему казалось, что он полностью подчинил ее себе. Имея дело с ней, он никогда не мог быть абсолютно уверен в своих силах.
Поддавшись панике, он неожиданно для себя произнес: