Все это Анна вспомнила, когда он предстал перед ней. Глаза ее затуманились. Она не забывала Малгрейва, хотя была счастлива замужем, а он состоял уже во втором браке.
Как ни странно, Анна не знала, что сказать ему. А он выжидал, поскольку заговаривать первыми является прерогативой монархов.
В окна струились солнечные лучи. Анне казалось хорошим предзнаменованием, что холодный ветер утих и первые признаки весны появились в тот день, когда она стала королевой.
— Сегодня замечательный день, — сказала Анна.
— Позвольте заметить, ваше величество, что я не знал в жизни лучшего дня, — последовал пылкий ответ.
— Вижу, — улыбнулась Анна, — вы не разучились говорить комплименты.
— Ваше величество никогда не лишится дара вдохновлять на них.
Сара поспешила ввести следующего визитера. Ей придется проследить за тем, чтобы Анна не была излишне нежна с Малгрейвом.
Эйбигейл увидела, что у королевы появилась упрямая складка у губ. Безусловно, ослепленной самомнением Саре надо бы вести себя посдержаннее. Предостеречь ее? При этой мысли девушка едва сдержала усмешку. Она представила себе реакцию Сары, если кузина посоветует ей быть осмотрительнее. Гордая леди Мальборо не потерпит советов от какой-то горничной. Но захочет ли эта горничная давать ей советы?
Паж вернулся и обратился к Саре.
— Милорд Кларендон говорит, что приехал побеседовать с племянницей, но не собирается давать новых клятв на верность.
— Тогда передай лорду, что Анна не желает видеть его, покуда он не признает ее своей королевой.
Когда паж ушел, Сара торжествующе обратилась к Анне:
— Старый дурак! Неужели он надеется править страной? Мы научим его почтительно обращаться к вашему величеству. Помнится, когда Вильгельм и Мария прибыли сюда, он разговаривал с вами, будто с глупой воспитанницей. Уверяю вас, милорду Кларендону придется изменить свое поведение!
Сара уже определенно считала себя повелительницей королевы и всей страны.
Королева принимала министров и придворных, пока не настало время идти на богослужение. Из дворцовой части она отправилась в апартаменты своего покойного сына, ее собственные пока что находились в траурном убранстве.
— Жаль, — сказала Анна, — что такой день омрачен мыслями о смерти сына.
— Ну вот еще! — с раздражением ответила Сара. — У миссис Морли будет еще много детей. Ей лучше думать о грядущем, чем об утраченном.
Королева прослезилась.
— Такого, как мой мальчик, уже не будет.
Эбигейл подала ей платок, и Сара не заметила, что они быстро, чуть ли не тайком улыбнулись друг другу.
— Думаю, вашему величеству впредь по случаю траура нужно одеваться в фиолетовое, — заявила Сара. — Черное вы уже носили после смерти отца.
— Так много смертей… одна за другой! — негромко произнесла Анна.
— Таких, что незачем забивать ими голову! — грубо сказала графиня.
«Она слишком самоуверенна», — подумала Эбигейл.
И очень обрадовалась этому.
Леди Мальборо неотрывно находилась при королеве. Ей надлежало выполнять даже те неприятные задачи, которые раньше возлагались на Эбигейл Хилл. Кое-кто из остряков шутливо называл ее королевой Сарой.
Анна казалась довольной близостью любимицы; они по-прежнему называли друг друга старыми дружескими прозвищами, однако с возвышением Анны Сара стала держаться еще более величественно: ясно, что она считала себя обладательницей реальной власти.
Эбигейл так и оставалась горничной, временами ей казалось, что королева совершенно забыла историю с перчатками. К Саре, судя по их разговорам, она была также привязана, как и всегда.
— Дорогая миссис Фримен, я хочу пожаловать вам пожизненно должность смотрительницы Виндзорского парка.
— Если ваше величество настаивает, — ответила Сара, на сей раз скромно.
— Конечно, настаиваю.
— Я надеялась стать распорядительницей гардеробной и постоянно ухаживать за вами.
— Дражайшая миссис Фримен, эта должность ваша.
— И хранительницей ваших личных денег… Миссис Морли, честно говоря, я не знаю, кому еще можно доверить эту должность… Приму ее, если ваше величество настаивает…
— Вы обязаны принять ее, мисисс Фримен.
У Эбигейл упало сердце. Анна, должно быть, совершенно потеряла голову. Откуда у Сары такая власть над ней?
— Ваше величество добры ко мне, — сказала Сара, — и меня это радует; однако вы так любите дорогого мистера Морли, что поймете: я готова отдать все, доставшееся мне, за одну небольшую почесть мистеру Фримену.
— Помнится, вы очень хотели, чтобы он получил орден Подвязки, — сказала Анна.
— Я уверена, никто — ни один человек при дворе — не заслуживает этой награды больше, — с горячностью ответила Сара.
— Вы правы, справедливость требует наградить его этим орденом.
— Дорогая моя миссис Морли!
— Дражайшая миссис Фримен, значит, Морли обрадовала вас?
«Невероятно! — подумала Эбигейл. — Выходит, я ошиблась. Стало быть, мне оставаться навсегда ничтожной горничной».
Новые должности Сары принесли ей семь с половиной тысяч фунтов в год, но Анна сказала, что этого маловато.
— Позвольте предложить вам еще две тысячи фунтов, миссис Фримен.
Глаза у Сары сверкнули, но, разумеется, она ответила, что не осмелится их принять. Это приведет к новым осложнениям. Она не хочет разговоров, что Мальборо присвоили слишком большую часть доходов королевы. Их враги отыщут способ урезать средства на содержание Анны, если об этом станет известно.
Проявив выдержку, Сара отказалась от щедрого предложения своей дорогой подруги. А дорогому Малю объяснила, что все замечательно. Ему — орден Подвязки; ей — новые должности; обоим — дополнительный доход и самое главное — власть!
Распределять должности стало прерогативой Сары, а это было одним из доходнейших занятий в стране.
— Ее величество не позволит назначать кого-то на должность без моего одобрения! — очень гордо похвалялась графиня.
Она поистине стала королевой Сарой.
Во время первого визита Анны в парламент Сара находилась рядом с ней неотлучно. Они ехали в одной карете, а когда Анна входила в здание, по одну ее сторону шел принц Георг, по другую Сара; а граф Мальборо нес впереди меч государства.
Семья Мальборо удостоилась еще одной чести — Джон Черчилл стал главнокомандующим британскими войсками за границей.
Выглядела Анна царственно. Со звездой на груди, в бархатной мантии, подбитой мехом горностая, она совершенно не походила на вялую, беззаботную принцессу и, казалось, глубоко прониклась сознанием собственного величия. Ее красивый голос звучал искренне и пылко, когда она говорила о том, что намерена хорошо править, что не хочет никаких раздоров во всех трех королевствах.