Глубоко растроганная, Анна поклялась себе: «Я непременно добьюсь своего. Меня еще при жизни назовут Доброй Королевой Анной».
Идя к алтарю, она почти не ощущала боли в ногах и верила, что Бог дал ей в этот день особые силы. Услышав слова: «Сделайте от себя приношения Господу», — она положила принесенное с собой золото в протянутую чашу и вновь подумала о сестре и Вильгельме, которые в эту минуту своей коронации оказались без золота, так как, ошеломленные письмом от свергнутого Якова, забыли его взять.
Своим красивым, чистым голосом она четко повторяла за архиепископом слова декларации. Это являлось важной частью коронации, королева заверяла народ, что не верит в пресуществление, что поклонение Деве Марии и всем святым считает идолопоклонством; то есть, в сущности, подтвердила, что она — протестантка.
И когда после ответов на все вопросы ее наконец спросили: «Будете ли вы в меру своих сил блюсти Божьи законы, правильное толкование Евангелия и установленную законом протестантскую веру?», она пылко ответила:
— Все это я обещаю.
Поддерживаемая гофмейстером, она подошла к алтарю и, положа руку на Библию, торжественно поклялась исполнять все свои обещания.
На палец ей надели коронационное кольцо, на голову возложили корону. Вновь раздались крики:
— Боже, храни королеву!
С башен аббатства прогремел артиллерийский салют, затем выстрелили пушки Тауэра. Зазвучали трубы.
Взойдя на трон, Анна стала принимать свидетельства почтения от пэров. Георг первым подошел к ней и поцеловал в щеку, в глазах его светилось не только почтение, но радость и гордость. «Милый, милый Георг! — подумала королева. — Он так счастлив, будто коронуют его. Но разве не этого стоило ждать от отца моего дорогого мальчика? Как не похож он на мужа сестры, Вильгельма. Несчастная Мария! Я вновь и вновь вспоминаю о ней».
Они подходили к ней один за другим… Видные политики, влиятельные люди, которые станут играть свою роль в устройстве ее правления. Эта мысль отрезвила ее, но чувство ликования осталось, и впервые после смерти сына горе ее почти исчезло. Оно, конечно же, потом вернулось, но в ту минуту Анна так остро сознавала свой долг, что в ее жизни появилась новая цель, и в течение этой торжественной церемонии она верила, что если добьется любви и уважения подданных, то будет счастлива снова.
Запели государственный гимн. Торжественная церемония завершилась.
Но то был не конец; за церемонией следовал торжественный обед. С какой радостью Анна обошлась бы без него; ей больше всего хотелось лечь и дать отдых несчастным больным ногам. Эбигейл Хилл распустила бы ей волосы, помассировала лоб, а она бы тем временем рассказывала девушке о коронации, о том, что намерена сделать, чтобы стать хорошей королевой. Эбигейл поняла бы; и поверила, что так и будет. Как приятно находиться в спальне наедине с Эбигейл Хилл!
Это было невозможно. Зная, какой утомительной будет коронация — хоть ее и несли до аббатства в портшезе, требовалось еще подойти к алтарю, постоять там, — она намекнула, что могла бы обойтись без застолья. Как Сара ужаснулась этому!
— Что? — воскликнула она. — Все скажут — вы испугались. Забыли, что произошло за столом после коронации Марии и Вильгельма? А потом, когда Даймок сделал вызов и бросил перчатку… какой разразился скандал! Якобисты сочтут, будто вы боитесь, как бы то же самое не произошло на вашей коронации. Нет, пир будет, и вы обязаны на нем присутствовать.
Пришлось признать, что Сара права. Анне, однако, показалось, что после ее восшествия на престол голос Сары как будто бы стал более громким и властным.
Пиры для Анны всегда имели определенную привлекательность; она всегда была готова отдать должное хорошей еде, как бы ни устала. Слева от нее за столом сидел добрый, любящий Георг; его маленькие глаза заблестели при виде изобилия вкусных блюд.
Пир был бы приятным завершением коронации, если б не усталость.
Даймок появился, вызова его никто не принял, и легкое беспокойство, вызванное воспоминанием о предыдущей коронации, прошло.
То был впечатляющий, вдохновляющий день, но когда он подошел к концу, Анна обрадовалась. Она сняла коронационные одеяния, ее усадили в портшез и понесли обратно в Сент-Джеймский дворец. Королева вновь подумала об успокоительном уходе за ней Эбигейл. До чего хорошо лежать в постели, имея возможность позвать эту добрую девушку!
На улицах горели костры, вдоль реки плыли звуки музыки. Войдя во дворец, Анна услышала шум в своих покоях. Слуги готовили ей королевский прием.
Слышались возгласы: «Боже, храни королеву Анну!»
Георг подумал о предстоящих тостах, и глаза его заблестели; при всей любви к еде вино он все-таки любил больше.
У Анны упало сердце, она надеялась сразу лечь. Лорд Линдсей, гофмейстер, заметил, как она устала, и сказал на ухо принцу:
— Может, ваше высочество предложит ей лечь в постель?
Георг стал похож на ребенка, который испугался, что не получит обещанной игрушки. Потом сказал:
— Предлагать не стану. Я подданный ее величества. И лишь исполняю то, что предлагает она.
Услышав это, Анна со смехом сказала:
— В таком случае, Георг, поскольку я с ног валюсь от усталости, велю тебе отправляться в постель.
Она протянула руку, принц взял ее; и они пошли в королевскую спальню.
Королева спала. Сара оставила спальню на попечение Эбигейл и пошла искать мужа. Граф ждал ее в их апартаментах, и она бросилась ему в объятья.
— Наконец-то свершилось!
— Угу. Но это, любимая, только начало.
— Не волнуйся. Я стану указывать ей, что делать.
— Однако у нее есть парламент. Действовать надо осторожно. Рочестер метит на должность лорда-казначея. Сара, он не должен ее получить. Иначе нашим надеждам конец.
— Рочестер! Этой должности он не получит. Я запрещу Морли даже думать об этом.
— Дорогая моя, не забывай, что он дядя королевы.
— Я не забываю ничего. Пусть он ее дядя, этой должности ему не видать, как своих ушей. И хоть она королева, но будет мне повиноваться.
— Любимая, ради Бога, смотри, чтобы наш успех не вскружил тебе голову.
— Маль, я не в силах сердиться на тебя.
Граф поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Конечно. Мы с тобой едины, Сара, и ты это знаешь. Я слишком осторожен, ты слишком порывиста. Послушай, любовь моя, с моей осторожностью и твоей порывистостью мы не можем потерпеть поражение.
— Ну, ладно, — сказала графиня, сдержанно улыбнувшись. — Говори, в чем заключается твой план.
— Убрать Рочестера с дороги. Он выступит в парламенте против войны. А это может погубить нашу страну. Нельзя позволить французам властвовать в Европе. И я все для этого сделаю.