— Говорить это нелегко, но моя дочь… Хотелось бы знать, что, если я умру, ваша светлость… присмотрит за ней.
— О, — произнесла герцогиня.
— Да, ваша светлость. Она хорошая девочка и будет благодарна вам, а материнскую тревогу вы понимаете.
— Понимаю, — сказала Сара, — и, если представится возможность, позабочусь, чтобы ваша дочь не была забыта.
— Она будет хорошо служить вам, не то что некоторые… Для этого разговора я и попросила вас прийти.
Блестящие голубые глаза Сары раскрылись пошире, и она резко спросила:
— Как это понять? — Ваша светлость, я имею в виду Эбигейл Хилл.
— Что там с ней?
— Ваша светлость, вы сделали для нее все, но она платит вам черной неблагодарностью. А вот моя дочь…
— Черной неблагодарностью? Что это значит?
— Ваша светлость, она всеми силами старается занять ваше место при королеве.
— Занять мое место! Дэнверс, вы в своем уме? Это… существо, это насекомое?
— Она хитра, мадам.
— Хитра? Она — ничтожество!
— Королева так не считает.
— Королева говорит, она хорошо ставит компрессы. Это предел способностей Эбигейл Хилл.
— Нет, ваша светлость…
Герцогиня онемела. Эта горничная имеет наглость возражать ей! Невероятно!
— Дэнверс, предоставьте об этом судить мне.
— Разумеется, ваша светлость.
— Вы спятили.
— По-моему… разум у меня ясен, ваша светлость, и я только хочу сообщить вам то, что, на мой взгляд, вы должны знать.
— Хорошо, продолжайте. Только не ходите вокруг да около.
— Она проводит целые часы наедине с королевой… в зеленом кабинете… играет на клавесине и поет.
— В этом нет ничего дурного.
— Смешит королеву пародиями на окружающих. Вы поразились бы ее нахальству. Я слышала, как она передразнивала лорда-казначея, герцога и… вашу светлость.
— Если б я поверила в это, то надавала бы этой дряни оплеух.
— Уверяю, ваша светлость, это правда. Неужели я, стоя одной ногой в могиле, стала бы возводить напраслину?
— Вы, горничные, все одинаковы. Завидуете друг другу. Не так давно я сочла нужным упрекнуть вас, Дэнверс, за присвоение королевских манто.
— Ваша светлость, я взяла то, что мне причиталось.
— Надеюсь, больше ни на что не наложили руку, сочтя, что это вам причитается?
— После распоряжения вашей светлости я ни к чему не прикасалась… хотя…
Герцогиня надменно посмотрела на нее. Здесь какие— то происки. Дэнверс хочет пристроить горничной свою дочь, это вполне понятно. И, видимо, потому старается выжить Хилл. Эбигейл играет на клавесине, ставит припарки, выносит помои… и пусть себе. Сара не испытывала желания заниматься этим сама. Передразнивания — дело другое. Но разве может заниматься этим подобострастная скромница Хилл? Поверить в такое невозможно. Нет, Дэнверс почему-то ей завидует.
— Приятно слышать, что вы ничего не тащите, — сказала герцогиня. — Но проверять, все ли на месте, непременно буду. — Ваша светлость, — в отчаянии заговорила миссис Дэнверс, — я подслушала, как Хилл говорила о миссис Вейн с королевой.
— Вот как?
— Мисс Хилл не хочет, чтобы миссис Вейн становилась горничной.
— Не хочет… А ей-то что за дело?
— Мне хотелось бы спросить об этом ее, ваша светлость, но клянусь, я слышала, как она говорила ее величеству, почему миссис Вейн им не нужна.
В этом, пожалуй, имелся смысл. Хилл не хочет появления Вейн. Поговорила с королевой, убедила ее. Потому-то Анна и настроена против.
Невероятно! Анна не станет слушать Хилл, когда Сара высказывает пожелание. Однако она так… упрямилась из-за какого-то пустяка. Можно понять историю с назначением Сандерленда. Но государственный секретарь и горничная далеко не одно и то же.
Миссис Дэнверс поняла, что сумела обеспокоить герцогиню. Значит, ее визит был не напрасен. Она сделает все что возможно для своей дочери и к тому же настроит герцогиню против Хилл.
Сара поднялась.
— Не беспокойтесь о своей девочке. Я за ней присмотрю.
— От всей души благодарю вашу светлость и надеюсь, вы не обиделись на то, что я сказала про Эбигейл Хилл. Она как-никак ваша родственница.
— Правильно сделали, что сказали, — ответила Сара.
Первым ее порывом было пойти к королеве, потребовать подтверждения словам Дэнверс. Но поколебавшись, что случалось редко, она решила поразмыслить над этим и, возможно, расспросить Эбигейл.
— Приятно знать, Георг, — сказала королева, укладываясь на большую кровать рядом с мужем, — что Хилл и Мэшем вместе. Я уверена, они будут счастливы.
— Ты была добра к ним, мой ангел.
— Дорогой, ты лежишь слишком низко. Это затрудняет твое дыхание.
Принц слегка приподнялся.
— Рыба была хорошей, но от нее отрыжка.
— Тебе надо бы пить поменьше. Так говорит доктор Арбетнот.
— Это не имеет никакого значения, мой ангел.
— Дорогой Георг, любовь этих молодых людей напоминает мне… Помнишь наш первый год? Как были мы счастливы!
— Помню, любимая. Я был счастливейшим человеком…
— Да, мы полюбили друг друга с первого взгляда, а в королевских браках это редко случается. Теперь у Хилл новая фамилия. Я никогда не привыкну звать ее Мэшем, и это к лучшему, поскольку брак сохраняется в тайне. Я довольна. Приятно видеть, что Мэшем от нее без ума. Он наверняка видит все ее достоинства и считает себя счастливейшим человеком на свете… так и должно быть. Я сказала Хилл, что, надеюсь, она скоро покажет мне первенца. Непременно приму в ее первенце особое участие, надеюсь, ты тоже. Знаешь, Георг, я думаю, ты первый заметил, как Мэшем увлечен Хилл. И обратил на это мое внимание. Очень приятно видеть влюбленных молодых людей, и раз они такая пара… Мне кажется, Георг, ты привязан к Мэшему… как я к Хилл, и приятно думать, что они вдвоем в своих апартаментах, откуда при нужде их легко вызвать. Правда, Георг?
Но принц крепко спал.
Анна с улыбкой поглядела на мужа, она не замечала того, что у него некрасивое лицо, приоткрытый рот, тяжелое дыхание, готовое в любой миг перейти в удушье. Ей он виделся таким, каким был в женихах. Дорогой Георг, такой красавец, такой влюбленный.
Приятно было думать о Мэшеме и Хилл — славной Хилл, в соседних апартаментах… вдвоем.
Эбигейл не смыкала глаз. Сэмюэл лежал рядом, приятно усталый, довольный. «Замужество! — думала она. — Оно дает определенное положение. Даже отношение сестры ко мне изменилось».